Виктор Суворов - Открытое письмо Виктора Суворова издательству «АСТ»

Во все щели Кадетов проник, во все унитазы, всю подноготную вскрыл, и тут вдруг выясняется, что ничего этого не было, что я просто взял да и сам к британцам пришел. По собственной инициативе. Выходит, не крутили мне фильм, глаза я горестно не закатывал и упавшим голосом не просил демонстрацию остановить.

Когда руководителям издательства «АСТ» требуется меня лягнуть, они безоговорочно верят Кадетову и его рассказам про то, как он мысли читал. Но если появляется возможность лягнуть сильнее, они Кадетову больше не верят; они верят в то, что я сам добровольно пришел к британцам, следовательно, все подробности моей вербовки, которые Кадетов расписал на несколько книг, все это безответственный треп глупого человека.

Главное же заключается в том, что сам Кадетов (если такой человек вообще существует, и он имеет какое-то отношение к внутренним органам), оказался трусливым перебежчиком. Кадетов принимал присягу на верность советскому правительству и советскому народу. Он клялся до последнего дыхания хранить им верность. Но верность не хранил. На защиту той власти выступить струсил. Когда та страна и та власть, которым он присягал, гнили и разваливались, Кадетов не удавился с горя, а благополучно перебежал на сторону победителей. Как блоха с трупа дохлой собаки, он резво перепрыгнул на живую собаку, даже не заметив и не осознав своего предательства.

В заключение — про удавившегося от горя деда.

Перед тем, как такое откровения распространять по миру, руководителям издательства «АСТ» следовало поинтересоваться у гражданина Кадетова о том, откуда ему это стало известно. Он там был? Ему кто-то рассказал? В архивах ГРУ и КГБ — все сведения обо мне, о всех моих родственниках, сослуживцах, друзьях, знакомых, соседях и пр. и пр. Ни о какой записке никто ни в ГРУ, ни в КГБ, ни в Прокуратуре, ни в Военной коллегии Верховного суда никогда не упоминал. Хотя для этих структур было бы весьма выгодно объявить: вот, даже дед его проклял!

Но не вспомнил никто ни про какую записку, ни про какие проклятия.

Об этом известно только гражданину Кадетову, который не удосужился узнать, как же по отчеству звали деда Василия. Эта неряшливость в сочинении небылиц ему свойственна. Он рассказывал о том, что хорошо знал мою жену Тамару. Которую всю жизнь звали и зовут Таней…

Дед мой Василий Андреевич Резунов прожил долгую и очень трудную жизнь (14 января 1892 — 5 февраля 1978). Его призвали под знамена в 1911 году. В Первой мировой войне воевал с первого дня. Рядовым в пехоте. В траншеях. Во время Брусиловского прорыва в июле 1916 года был тяжело ранен и попал в австрийский плен. После плена вернулся домой в Екатиринославскую губернию, которую вместе со всей Украиной, Крымом, Прибалтикой и пр. некто Ленин сдал германскому кайзеру. Ленинская измена Родине пришлась моему деду весьма не по душе. С того момента Василий Резунов стал Резуном.

Дед прошел через Гражданскую войну. Красный террор испытал на своей шкуре — бит комиссарскими шомполами. Потом голод 1921–1922 годов, первая попытка коллективизации под именем коммунизации, после чего — настоящая коллективизация и жуткий организованный комиссарами голод, когда на соседнем хуторе Садовом обезумевшая женщина зарезала и сожрала свою малолетнюю дочку, а рядом, в селе Соленом, под охраной головорезов из ГПУ гнил под дождем отобранный у народа, ссыпанный на землю хлеб, и ревели согнанные со всей округи коровы, которых никто не кормил, не поил и не доил. Которые так все там и передохли.

Во Второй мировой войне два старших сына моего деда, Иван и Богдан офицерами воевали на фронте, а его самого с третьим сыном Александром немцы угнали на шахты в Силезию. Там Александр и погиб. Дед вернулся домой и до 66 лет вкалывал кузнецом в колхозе им. Шевченко Солонянского района Днепропетровской области. В старости его сразил тяжелейший недуг. У деда дрожали руки. Уже в 70 лет он не мог держать ни ложку, ни кружку. Кружку перед ним ставили на стол, он к ней наклонялся трясущейся головой. Это его угнетало. И очень сильно. А кормить себя другим не позволял. С годами недуг набирал силу. Дед оставил после себя большое потомство. Внуки живы. Внуки деда помнят. И каждый подтвердит: уже в 75 лет он ничего написать не мог. Тем более — в 86.

Распространяемые издательством «АСТ» сведения, про записку, которую дед просто физически написать не мог, — это мерзость высшей степени подлости.

Но если бы и была у него возможность написать, то уж он бы такое не написал. Дед помнил то время, когда в "царской России" он, мальчишка, работая подручным кузнеца, мог заработать достаточно денег, чтобы можно было уважать и себя, и свой труд. Он помнил время, когда гражданин России имел право иметь оружие. И никто никого не стрелял. Даже по пьяни. Потом пришли оккупанты-комиссары, и первое, с чего они начинали, был запрет иметь оружие, что со времен глубочайшей древности было символом рабства.

Кстати, гитлеровцы вели себя точно так же.

В колхозе дед был крепостным рабом. Он не имел права иметь паспорт Союза Советских Социалистических Республик. Большинство населения СССР в 30-е, 40-е, 50-е годы жило в селах и деревнях, вкалывало в колхозах, в которые комиссары загнали людей расстрелами и голодом. Так вот: большинство населения великой страны гражданами этой страны не являлось. Деду моему, как и сотням миллионов других людей, паспорт (внутренний паспорт, не заграничный!) иметь не полагалось. Отпахав 27 лет кузнецом в колхозе, он заработал пенсию размером 8 рублей 25 копеек в месяц. Бутылка самой дешевой водки стоила 2 рубля 87 копеек. А килограмм мерзкой колбасы из макулатуры и крахмала — 2 рубля 20 копеек.

Власть, которая довела великую страну до того, что она покупала хлеб в Америке, дед считал преступной и бандитской. Об этом тем внукам, которым доверял, дед говорил открыто и прямо. Об этом сохранилось и свидетельство моего отца, которое прозвучало в фильме Синельникова. Перед войной юный Богдан Резун прибежал радостный домой — в комсомол приняли! Дед помолчал. А потом коротко выразился о власти: там по верхам — бандюки, а тут по низам — шпана.

И вот теперь гражданин Кадетов сообщает миру, что дед мой был настолько глуп, что полюбил ту власть, которая его, вольного человека, сделала рабом. Уж так ему все руководство нравилось — от председателя колхоза им Шевченко по фамилии Загубигорилка до товарищей Андропова и Брежнева — что простить своему внуку измены этим негодяям дед никак не мог. Так уж он полюбил колхозное рабство, что удавился с горя, узнав об измене внука рабовладельческому строю.

Чтобы было ясно, какие у меня были отношения с моим дедом Василием, доложу вам, что внуков у него много, но на большом семейном совете через много лет после его смерти было решено все его документы передать на хранение не кому-нибудь, а мне. Именно у меня хранится все, что от него осталось, включая письмо из плена с датой "октябрь 1917" и подписью — Василий Резунов.