Григорий Чхартишвили - Если бы я был газетным магнатом

А людям, причисляющим себя к приличному обществу, невозможно было бы не подписаться на мой еженедельный иллюстрированный журнал, целиком посвященный культуре.

Это был бы довольно консервативный, весьма сдержанный в выражениях и нетусовочный печатный орган. Эпатаж и провокативность пусть будут, но не в форме, а в сути; не в лексике, а в суждениях.

Наряд журнала будет соответствующий — не блейзер с золотыми пуговицами, но и не серьга в пупке, а этакий обманчиво буржуазный твидовый пиджак и галстук (ладно, без галстука, но уж пиджак обязательно).

Разделы простенькие, без претензии: опять-таки «Литература» (для тех, кто, в отличие от литературоманов, выписывающих «ЛГ», просто хочет быть в курсе), «Театр», «Кино», «Телевидение», «Изобразительное искусство», ну и, естественно, «Хроника», профили, интервью. Никакого лоббирования и групповщины, никаких хамских рецензий, никакого грязного белья, никаких звезд на фоне свежего евроремонта. Пролистал журнал — и вроде как в цивилизованной стране живешь, сам себя уважаешь. Знаешь, куда (не) ходить, что (не) смотреть, что (не) читать и что (не) слушать.

Ужасно не хватает мне такого журнала, прямо подписался бы за любые деньги.

Это особенно наболевшее, поэтому меры принял бы самые решительные.

Джорджу Соросу за спасение русских журналов в трудные годы поставил бы памятник (вместо Петра Первого или маршала Жукова) и сказал бы: спасибо, дальше я сам.

Сразу и бесповоротно лишил бы литературные журналы финансовой самостоятельности. Хватит издеваться над этими розовыми фламинго. В заповедник их, под заботливую магнатовскую опеку. Вон как отощали, дивноцветные перья повылезали, райские голоса от недоедания осипли. Пусть редакторы и литсотрудники сидят в своих заваленных рукописями кабинетах, пьют с авторами чай, кофе и спиртные напитки, рассказывают анекдоты, сплетничают об общих знакомых и между всеми этими приятными занятиями разрабатывают проблематику статей, придумывают темы для дискуссий, спецномера. Я был в редакции японского литературного журнала и содрогнулся: там все редакторы сидят за одним длинным столом, молча шелестят страницами, а в случае производственной необходимости (брр) читают корректуру до рассвета. В моих литературных журналах так работать не будут. Литературный журнал — это вам не конвейерный цех, а волшебное царство неги. Потому-то они такие толстые, да и расплодились не где-нибудь, а в России.

Любимой «Иностранной литературе» сразу же выделил бы несчитано валюты — покупай, родная, любой роман, какой только захочешь. Требует с тебя барселонская вампирша, обладательница всех испаноязычных прав, 30000 долларов за последний роман Маркеса? Не проблема. Нужно послать переводчиков снимать вопросы к Милораду Павичу и Джулиану Барнсу? У меня как раз личный самолет простаивает. И вот еще что. Одной «Иностранной литературы» мало, хочу две. Вторая (пускай так и называется «ИЛ-2») — для развлечения: интеллектуальные детективы, пикантные мемуары, литературные игры и прочие забавы (в прекрасных переводах) для тех, кто хочет дать извилинам отдых. Это будет мой посильный вклад в повышение культуры досуга. Полагаю, что у «ИЛ-2» читателей будет раз в десять больше, чем у «ИЛ-1», и это правильно.

С прочими же толстыми журналами я бы поступил сурово. Перестаньте делать один и тот же журнал под пятью разными обложками, сказал бы я их главным редакторам, потряхивая чековой книжкой. Хватит печатать одних и тех же авторов. Уж разберитесь между собой, у кого какое лицо и кто какое течение и поколение представляет. Трудно договориться — бросьте жребий.

«Дружба народов» сосредоточится на литераторах старшего поколения, пусть те не нервничают и не молодятся, а пишут так, как нравится их читателям, стареющим вместе с ними. Нечего пугать приличных людей матерщиной и орально-анальным сексом.

Молодежную «бурю и натиск» сгруппирует вокруг себя «Октябрь». Придется, конечно, обложку поменять, оформление, макет, а может, и название: «Знойный октябрь».

«Звезде» (моя империя запустила бы щупальцы и в Питер) печатать только настоящих питерских писателей. Никаких Парамоновых и Битовых. Уехал из города на Неве — прощай навсегда. Обещал, что вернешься на Васильевский остров, а сам на остров Сан-Микеле — пускай «Нева» печатает (для вневременного и внегеографического Петербурга я бы приспособил «Неву»).

«Знамя» станет официальным органом сорокалетних, литературного мейнстрима, и перестанет этого стесняться.

«Новому миру» я отвел бы роль журнала-ассорти: для всеядного читателя, который не зациклен на определенном возрасте, течении или умонастроении, а читает все понемножку. Кто очень любит литературу, может подписаться на все толстые журналы моей империи, а у кого не хватает времени, денег или интереса и на «Дружбу народов», и на «Знамя», и на «Звезду», и на «Октябрь» — читайте «Новый мир».

То-то славная газетно-журнальная жизнь началась бы под надежным крылом моего многоглавого олигархического орла. То-то расцвела бы русская литература…

И тут обязательно сыщется какой-нибудь критический реалист, который спросит: откуда это у вас, Григорий Шалвович, возьмется столько денег, чтобы прокормить весь этот заведомо убыточный табор?

Не знаю, с раздражением отвечу я. Неважно. Только бы все испортить. Я же мечтаю. Я — вяз, кровля.

— А знаете, Павел Иванович, — сказал Манилов, которому очень понравилась такая мысль, — как было бы в самом деле хорошо, если б жить этак вместе, под одною кровлею, или под тенью какого-нибудь вяза пофилософствовать о чем-нибудь, углубиться!..

— О! это была бы райская жизнь! — сказал Чичиков вздохнувши.