Григорий Чхартишвили - Если бы я был газетным магнатом

Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире (ну и, разумеется, богатейший) — одним словом, Гусинский-Березовский, — я непременно основал бы газетно-журнальную империю. Телевидение бы трогать не стал. Ну его к черту, оно для широких масс, а с широкими массами скучно. Нет, я лучше затеял бы выпускать те периодические издания, которых мне в сегодняшней России не хватает, — сделал бы себе такой подарок.

Первым делом я бы создал нормальную ежедневную газету, потому что я не понимаю, зачем и для кого существуют все нынешние ежедневные газеты. Ну, «Коммерсантъ» еще ладно, если, конечно, кому-то интересно про лизинг, франчайзинг и индекс Доу-Джонса. «Лесная газета» и «На боевом посту», наверное, тоже нужны. Но очень хотелось бы иметь хоть одну хорошую газету из разряда обыкновенных — в смысле, почитать за завтраком или просто в лимузине, пока едешь к себе в небоскреб. Вот такой-то крайне необходимой газеты у нас и нет. Я не знаю никого, кто бы существующие ежедневные газеты выписывал или регулярно покупал, хотя все мои знакомые вроде бы интересуются политикой-экономикой и каждый день смотрят по телевизору новости, причем бывает, что и по два раза. Раньше мои знакомые выписывали газету «Сегодня», пролистывали первые страницы и, неодобрительно качая головой, читали очередную конфессионалку Бориса Кузьминского. Потом это безобразие прекратили, в газете «Сегодня» читать стало нечего, и к десятому юбилею гласности большинство из нас остались подписчиками только «Семи дней»: почитаешь подписи под тамошними фотографиями да и заколеблешься — а может, все-таки за Зюганова?

В нынешних ежедневных газетах нет смысла. Они сообщают то же, что телевидение, только на следующий день, а отличаются друг от друга лишь тем, что одни за Лужкова, а другие против.

Ах, в моей газете все было бы по-другому! Моя газета стала бы отсутствующим ныне звеном между горячими, с пылу-жару телерадионовостями и подостывшим аналитическим разбором в еженедельниках. Разворачивая утреннюю газету, я рассчитываю узнать из нее не новости, а их уточнение и первую квалифицированную интерпретацию. Мои сотрудники вечером успели опросить многоумных экспертов, и те в утреннем выпуске уже растолковывают читателю, как понимать загадочное причмокивание премьер-министра, и почему президент снова был, как зомби, и нужно ли продавать доллары после вчерашней шутки председателя Центробанка. Со временем выяснилось бы, кто из экспертов действительно проницателен, и таким ясновидцам я платил бы большущие гонорары, а которые недостаточно проницательные, тех не печатал бы вовсе.

И еще я держал бы стаю волков-репортеров, отчаянных башибузуков, которые по меньшей мере пару раз в месяц непременно раскапывали бы сенсацию и готовы были бы в случае необходимости представить доказательства ее достоверности. Под сенсацией я имею в виду не пикантности интимной жизни поп-звезд (это не для моей уважаемой газеты), а что-нибудь вроде помывки правоохранительного министра в мафиозной сауне.

Газета моя была бы толстой, не на четыре полосы и не на шесть, а минимум на тридцать две. Я бы заранее решил, что делаю ее, предположим, для трех социально-возрастных категорий читателей, и каждой категории адресовал по несколько полос. Получает, допустим, читатель Лопахин свежий номер газеты, просматривает первые две страницы, где анализ новостей и — если есть — сенсации, а дальше прямиком разворачивает седьмую полосу, где экономический раздел, потом восьмую, где финансовый, потом девятую, где информация о продаже вишневых садов. Читательница Раневская, опять-таки проглядев первые страницы (это уж обязательно), далее устремляет взор к семнадцатой полосе, где культурные новости, к восемнадцатой (светская хроника), двадцать восьмой, где интервью с А.П. Чеховым, и девятнадцатой, где мода. Читатель Петя Трофимов всю эту муру пролистывает, ему предназначены спорт, обзор новинок Интернета, раздел науки и страница «Клуб одиноких сердец». А на Епиходова и Фирса я бы не нацеливался, так что первый будет по-прежнему читать «Московский комсомолец», а второй — газету «Завтра».

Забыл главное. Авторы и журналисты в моей газете были бы самые лучшие, потому что я платил бы им кучу денег (я же, в конце концов, богатейший в мире), а мои информаторы пронизали бы все общество снизу доверху (особенно доверху), потому что их бы я тоже как-то стимулировал (это тайна), и мои волки никогда, даже под пытками, не выдавали бы свои источники.

Впрочем, ежедневной газетой я сам бы заниматься не стал. Дело хлопотное, суетливое, я в нем мало что смыслю. Пригласил бы главным редактором Сергея Пархоменко и пусть устроит все, как надо. Но остальные издания своей необъятной империи я бы пестовал и возделывал сам.

Тут все просто. Я купил бы многострадальную «Литературную газету» и сделал ее сплошь литературной, на всех шестнадцати полосах, а политику, экономику и язвы общества к моей собственности и близко не подпускал — должна же моя «уикли» отличаться от «Общей газеты» и «Московских новостей».

Деление на четыре тетрадки, с некоторых пор заведенное в «ЛГ», мне нравится, его я бы оставил. Первую назвал бы «Литературные новости» (какой из великих что написал, кто какую премию получил, где какие писательские посиделки были и о чем там говорили, презентации там всякие, манифесты и декларации, окололитературные сплетни и т. д.). Вторую — «Литературные разговоры» (статьи и эссе, а также интервью, беседы, анкеты, фельетоны, межписательские склоки). Третью — «Рецензии» (отклики на книги, оценка свежих номеров литературных изданий). Четвертую — «Книжный рынок» (аналитические обзоры издательской продукции и массовой литературы, рейтинги, авторские права, гонорары).

Нет, пожалуй, четырех тетрадок мало. Нужна еще одна — «Тема». И в ней подборка материалов на какую-нибудь невероятно злободневную или, наоборот, совершенно вечную тему: «Писатель и книгопродавец», «Писатель и смерть», «Писатель и бессмертие», «Писатель и его спутница», «Писатель и его спутник», «Писательница и ее спутник», «Писательница и ее спутница», «Писатель и азартные игры», «Как нам реорганизовать ПЕН-клуб» — в общем, темы нашлись бы.

Ей-богу, получилась бы лучшая литературная газета во всем мире, не «a literaturnaya gazeta», а « Theliteraturnaya gazeta», единственная и неповторимая. Без нее людям, испытывающим интерес к художественной словесности (а таких у нас в стране тысяч сто все еще наберется), обходиться было бы совершенно невозможно.