Владимир Плотников - Ночной кошмар с Николаем Сванидзе

Главный объект — Беломорканал.

«Раскулачивание, коллективизация, плюс тотальная конфискация зерна дали чудовищный голод».

Зощенко технику стройки сравнил с техникой времен строителей египетских пирамид.

«Инженеров освободили от заботы о рабочей силе».

Один из экспертов — честный Аксенов, чья «Мос-сага» — верх историзма и объективизма. Еще один — А. Сахаров

Беломорканал построен за 20 месяцев. 100 000 тысяч человек в год участвовало. 2000 килокалорий — норма пищи. «Рыли руками в буквальном смысле».

С сальным смаком, с огуречным прихрустом Сванидзе живописует о трупах, о болезнях, расправах, смерти. Как будто цель — по максимуму показать негатив. И где не хватает фактов, в ход идут эмоции, аллегории и метафоры.

Но где же исторические данные, господин кандидат (или магистр) исторических наук? Пока одни ужасы изо ртов врагов Советской власти или самих зеков, которых трудно заподозрить в неангажированности, нетенденциозности по данной-то тематике.

На примере «попа-стахановца», обоготворившего пирожки, Сванидзе вдохновенно повествует, как вся человечность голодного человека ужимается в животную реакцию «на корм».

Работа — корм — шанс выжить, — таков цикл, ставший достижением системы Ягоды.

А Горький поздравил чекистов с «удивительной работой». За 20 месяцев через Бекломорканал прошло 80 000 человек, а погибло 10 000.

«Коров тогда тоже ссылали». Послушать, в органах работали только нелюди и палачи. А ведь беспризорность ликвидировали те самые нелюди.

Еще один видный эксперт — писатель Е.Попов. Назвал книгу «Беломоро-Балтийский канал имени Сталина» — саморекламой Ягоды.

Эксперт А. Яковлев: органы регулировали все вопросы, проводили экспертизу всем проблемам и делали это с успехом — принималась их точка зрения.

Сценаристов фильма «Веселые ребята» Эрдмана и Масс из Гагр со съемок увозят на Лубянку за контрреволюционные басни, оба высланы из столицы (при чем тут 32-й год?).

Органы курируют зарубежные гастроли артистов, например, Неждановой. Это уже шараханья с многогодовалой амплитудой.

С грампластинок убрали песни «Яблочко», «Бублики», как и западные танцы

Да уж! В принципе у хроник есть своя сверхзадача, персонифицированная в сверхгерое. Это сам Николай Карлович Сванидзе, с такой язвительностью акцентирующий все, что, по его разумению, заслуживает уничижения. А такого отношения заслуживают обычно русские люди или там татары. Но он никогда не допустит и крупицы глумления или иронии по адресу «главных «героев, идеологов и подлинных демиургов» Беломорканала и ГУЛАГа (Каганович, Френкель, Ягода, родственник и последователь Свердлова Берман) и, уж тем более, намеков на предмет их близости по определенным признакам. Что вы, что вы, ведь тогда, не приведи бог, возникнут невольные аналогии с другой родственной связкой — «героев, идеологов и демиургов» «голубого ГУЛАГа» — ведущих ТВ, начиная с Познера, а кончая душкой Карлычем.

Зданович: не надо делать из ОГПУ дураков. Да никто и не делает.

Но как без страшного — без борьбы с гомосексуалистами, обвиненными в шпионаже? Закон о педерастии принят-то по настоянию Ягоды. Заметьте, не русского Кирова, не грузина Сталина (Джугашвили). Зато за ягодино-френкельские грехи должен каяться почему-то русский народ или, как возжелалось, Абуладзе, грузинский. Да еще и перед гомиками.

Ей-богу, вместо того чтоб позволять «писать» и «казать» «историю» таким вот желтописям и телепустомелям (Сванидзе, Парфенов, Млечин, Радзинский), лучше бы хоть изредка предоставляли экран выдающимся ученым Н. Яковлеву, Панарину, Кожинову, Ю. Мухину, В. Бушину, С. Кара-Мурзе, А. Зиновьеву. Мечтать не вредно, тем более что трем первым уже никогда не раскрыть уст.

А для примера и разбора уровня полетов, вот, как, скажем, тот же Кожинов «разводит непонятки с союзом писателей в том самом 1932 году», о чем абсолютно промолчал Сванидзе.

«Чтобы показать, сколь значительной была в 1930-х годах роль людей еврейского происхождения в жизни столицы СССР, обратимся к такой, без сомнения, важной области, как литература, — к доподлинно известному нам национальному составу Московской организации ССП (Союза советских писателей), точнее, наиболее «влиятельной» ее части.

На первый взгляд может показаться, что это «перескакивание» от ОГПУ — НКВД к ССП неоправданно. Но можно привести целый ряд доводов, убеждающих в логичности такого сопоставления. Для начала вспомним хотя бы о том, что среди деятелей литературы того времени было немало людей, имевших опыт работы в ВЧК — ОГПУ — НКВД, — скажем, И. Э. Бабель, О. М. Брик, А. Веселый (Н. И. Конкуров), Б. Волин (Б. М. Фрадкин), И. Ф. Жига, Г. Лелевич (Л. Г. Калмансон), Н. Г. Свирин, А. И. Тарасов-Родионов и др.

Далее, своего рода «единство» с ОГПУ продемонстрировала большая группа писателей, побывавшая в августе 1933 года в концлагере Беломорканала, чтобы воспеть затем работу «чекистов» в широко известной книге, где выступили тридцать пять писателей во главе с А. М. Горьким.

Уместно привести также позднейшие (конца 1950-х— начала 1960-х годов) рассуждения писателя В. С. Гроссмана о И. Э. Бабеле и других: «Зачем он встречал Новый год в семье Ежова?.. Почему таких необыкновенных людей — его (Бабеля. — В. К), Маяковского, Багрицкого — так влекло к себе ГПУ? Что это — обаяние силы, власти?»

Особой «загадки» здесь нет, ибо Бабель сам служил в ВЧК, одним из наиболее близких Маяковскому людей был следователь ВЧК-ОГПУ и друг зампреда ОГПУ Агранова Осип Брик, Багрицкий же с чувством восклицал в стихах:

Уже из этого, полагаю, ясно, что «сопоставление» ОГПУ-НКВД и ССП того времени не является чем-то несообразным. Что же касается национального состава «ведущей» части писателей Москвы, о нем есть точные сведения. Речь идет при этом не вообще о писателях, а о тех из них, которые имели тогда достаточно высокий официальный статус и потому в 1934 году стали делегатами всячески прославлявшегося писательского съезда, торжественно заседавшего шестнадцать дней — с 17 августа по 1 сентября.

Московская делегация была самой многолюдной: из общего числа около 600 делегатов съезда (со всей страны, от всех национальностей) к ней принадлежала почти треть — 91 человек. (Следует иметь в виду, что в опубликованном тогда «мандатной комиссией» съезда подсчете указана цифра 175, но здесь же оговорено: «не все анкеты удалось полностью обработать», и, согласно поименному списку делегатов, от Москвы участвовало в съезде на 16 человек больше).

Национальный состав московских делегатов таков: русские — 92, евреи — 72, а большинство остальных — это жившие в Москве иностранные «революционные» авторы (5 поляков, 3 венгра, 2 немца, 2 латыша, 1 грек, 1 итальянец; в кадрах НКВД, как мы видели, тоже было немало иностранцев). И если учесть, что население Москвы насчитывало к 1934 году 3 млн. 205 тыс. русских и 241,7 тыс. евреев, «пропорция» получается следующая: один делегат-русский приходился (3205 тыс.: 92) на 34,8 тысячи русских жителей Москвы, а один делегат-еврей (241,7 тыс.: 72) — на 3,3 тысячи московских евреев… Из этого, в сущности, следует, что евреи тогда были в десять раз более способны занять весомое положение в литературе, нежели русские, — хотя ведь именно русские за предшествующие Революции сто лет создали одну из величайших и богатейших литератур мира!..