Леонид Жуховицкий - Ни дня без мысли
- Название:Ни дня без мысли
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Леонид Жуховицкий - Ни дня без мысли краткое содержание
Леонид Жуховицкий — один из самых известных современных писателей, его книги и пьесы переведены на сорок с лишним иностранных языков. У его новой работы есть все шансы стать не только литературным событием, но и настольной книгой для сотен тысяч людей. Автор отвечает на вопросы, которые обычно и ставить-то боятся. Зачем стране государство — пес в доме, который постоянно норовит стать хозяином? Многоженство — неминуемое будущее России? Какие тайные послания оставили человечеству гении минувших эпох, от Будды до Булгакова? Почему так часто оправдываются предсказания гадалок? И, наконец — вопрос вопросов! — как обычному человеку добиться счастья?
Ни дня без мысли - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Байрон, Гюго, Маяковский рождены были новаторами: словно с кувалдами бросались они за замшелые стены литературных догм — только каменные брызги в стороны! Но — воспитанный, деликатный, постоянно сомневающийся в себе Тургенев?
Да, Тургенев. В истории найдется не много новаторов такого масштаба. Он не бил кувалдой, он стучал в стену вежливо, как случайный гость в чужую квартиру, — а стена рушилась! Не опровергал, не декларировал, просто писал книги: открытия совершались словно бы сами собой.
Характера новатора у Тургенева не было. Видимо, талант новатора с лихвой перекрывал эту недостачу.
«Записки охотника» — естественные, будто написанные на одном дыхании, — не просто книга и не просто открытие темы: это открытие жанра, который с пользой и славой прошел сквозь девятнадцатое столетие и оказался таким необходимым в нашу эпоху, в работах Овечкина, Дороша, Абрамова и других наших «деревенщиков» вплоть до Шукшина.
А романы Тургенева, короткие и упругие, вроде бы традиционные, «семейные», но при этом загадочным образом вбирающие еще и эпоху со всей ее мудростью, горечью и иллюзиями? Кажется, при жизни автора их уже называли «проблемными». Практически — тоже жанр, так бурно развившийся в двадцатом веке и давший столько достижений, вспомним хотя бы замечательную прозу Юрия Трифонова и Владимира Тендрякова.
К «Стихотворениям в прозе» автор не относился серьезно. Но вот они вышли — и рухнул еще кусок стены, и век спустя в пролом хлынул целый поток «лирической прозы».
Даже «Странные повести» позднего Тургенева — «Сон», «Песнь торжествующей любви», «Клара Милич» — предвосхитили и как бы вобрали в себя все достижения будущего русского декаданса.
Сколько литераторов во все времена стремились выглядеть новаторами! А, оказывается, выглядеть новатором вовсе не обязательно — достаточно им быть…
Прозу зрелого Тургенева его современники читали взахлеб. Критики же главным образом ругали. Кому верить?
Самокритичный классик и за перевалом, как в пору подъема, больше верил тем, кто бранит. (Тогда еще не известно было, что быть обруганным куда престижней, чем расхваленным, и что самый прямой и надежный путь к славе лежит через скандал.) Сомнения в себе накапливались. В письмах Тургенева шестидесятых-семидесятых годов звучит навязчивым мотивом: с творческой работой пора кончать. В очерке «По поводу „Отцов и детей“» — невеселая шутка: «…литературные ветераны подобны военным — почти всегда инвалиды — и благо тем, которые вовремя умеют сами подать в отставку!». И рядом, в той же фразе, спокойный и горький вывод: «Наступили новые времена, нужны новые люди».
Но как жить писателю, переставшему писать?
На наше счастье, орлу не так легко отказаться от крыльев.
Тургенев пишет — не надеясь на успех, заранее предсказывая неудачу каждой новой вещи, — но пишет. Журналы его ругают, он тут же соглашается с их оценкой. И вновь пишет.
Среди «неудач» этого периода такие шедевры, как «Вешние воды» и «Песнь торжествующей любви».
В июне 1872 года Тургенев посылает из Москвы письмо Флоберу, старому другу и почти ровеснику:
«Мой друг, старость-это тяжелое тусклое облако, заволакивающее и будущее, и настоящее, и даже прошедшее, так как делает его печальным, стушевывая и надламывая воспоминания. Надо защищаться против этого облака…
Автор не должен падать духом. Пусть он мужественно идет до конца!..
Прощайте и до свидания, мой дорогой друг, — будем же держать голову высоко, пока ее не покроют волны».
Ивану Сергеевичу предстоит бороться с волнами еще одиннадцать лет.
Наверное, Тургенев, великий труженик, заработал у судьбы право если не на спокойную старость, то хотя бы на легкую смерть. Вышло, к сожалению, по-иному: последняя болезнь была мучительной и долгой, после выяснилось, что это рак позвоночника. У самого Ивана Сергеевича насчет количества оставшейся жизни иллюзий не было.
Что делать писателю в ожидании смерти?
А что еще ему остается делать?!
В свое время, возмущенный предположениями, что некоторые его повести писаны по-французски и по-немецки, Тургенев резко возражал:
«Я никогда, ни одной строки в жизни не напечатал не на русском языке; в противном случае я был бы не художник, а — просто — дрянь. Как это можно писать на чужом языке, когда и на своем-то, на родном, едва можно сладить с образами, мыслями и т. д.!».
Увы, в жизни лучше не зарекаться.
Летом 1883 года во Франции, в Буживале, умирающий Тургенев диктует по-французски свое новое произведение: рассказ «Пожар на море». Почему по-французски? Так приходится, ведь записывает Полина Виардо.
Несмотря на перевод, несмотря на страдания болезни, несмотря на осознаваемую близость смерти, рассказ этот на сто процентов тургеневский: его правдивость, его наблюдательность и, что в данной ситуации даже странно, его обычный печально-снисходительный юмор.
«Совершенно справедливо, что ничто не равняется трагизму кораблекрушения или пожара в море, кроме их комизма. Например, богатый помещик, охваченный ужасом, ползал по полу, неистово кладя земные поклоны; когда же вода, которую изобильно лили в отверстия угольных трюмов, на минуту укротила ярость пламени, он встал во весь рост и закричал громовым голосом: „Маловерные! неужели вы думали, что наш бог, русский бог, нас покинет“. Но в ту же минуту пламя метнуло сильнее, и многоверующий бедняк опять упал на четвереньки и снова принялся бить земные поклоны. Какой-то генерал с угрюмо-растерянным взором не переставал кричать: „Нужно послать курьера к государю! К нему послали курьера, когда был бунт военных поселений, где я был, да, лично, и это спасло хоть некоторых из нас!“. Другой барин, с дождевым зонтиком в руках, вдруг с ожесточением начал прокалывать находившийся тут же в багаже дрянной портретишко, писанный масляными красками и привязанный к своему мольберту. Концом зонтика он проткнул пять дырок: на месте глаз, носа, ушей. Разрушение это он сопровождал восклицанием: „К чему все это теперь?“. И эта картина ему не принадлежала!»
Автор не щадит и себя (рассказ написан по личным юношеским воспоминаниям):
«Я помню, что схватил за руку матроса и обещал ему десять тысяч рублей от имени матушки, если ему удастся спасти меня. Матрос, который, естественно, не мог принять моих слов за серьезное, высвободился от меня; да я и сам не настаивал, понимая, что в том, что я говорю, нет здравого смысла».
И в финале рассказа, после спасения на берегу:
«Матрос, которому я за свое спасение наобещал непомерную сумму от имени матушки, явился требовать от меня исполнения моего обещания. Но так как я был не вполне уверен, он ли это действительно, да и сверх того, так как он ровно ничего не сделал, чтобы спасти меня, то я предложил ему талер, который он и принял с благодарностью».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: