Журнал Знамя - Знамя Журнал 7 (2008)

Трагедию насилия судьбы над советским человеком (лучшая пьеса эпохи “Московский хор” совпадает в понимании трагедийного жанра с другим современным классиком: “В настоящей трагедии гибнет хор”) сменил трагикофарс всех времен и народов “Бифем” - простой, как мычание, биологический гулаг на две персоны: мать и дочь, две головы на одном теле. Ультрагротесковый извод вечной темы отцов и детей. Почему так несуразно бытие человека? Что важнее гармонии поколений и почему семейные отношения почти всегда неталантливы, если не бездарны, а то и мучительны? Вопрос “почему?” имеет ответ - в науке; но искусство Петрушевской естественно остается в сфере вопроса “за что?”. И - не дает ответа. То есть создает незабываемый образ двухголового “лаокоона”.

Интенсифицируется у нее также конфликт природного и культурного внутри одного поколения. Человек достигает животной зрелости много раньше умственной, и юная личность непоправимо дегенерирует. Новелла “Гимн семье” протоколирует судьбу рода, где рожают пятнадцатилетние в трех поколениях, бедные девочки, загубленные в животно-социальной душегубке.

В новорусские времена юмор Петрушевской, всегда безжалостный, просто свирепеет. Пьес в чисто трагическом жанре у нее нет, всегда комизм играл роль второй скрипки, а теперь все чаще и первой, как в шедевре “Певец певица” (со своим гамлетовским вопросом “Кака страна, кака валюта?” и аллопугачевским прототипом).

А если она сама становится певицей, то и песни поет смешные. На бумагу (эссе “Как это делается”) эта деятельность могла попасть естественно только текстами ее рэпа, исполняемого ею в сопровождении музыкантов группы “Инквизиторум”. Шутливую песенку “Натурфилософия”, обобщающую мировидение Петрушевской, приятно и полезно услышать тем, для кого все еще работает парадигма чернухи. Окончательно парадигма себя изживает в недавно вышедшем толстом томе стихов и поэм “Парадоски”.

С одной стороны, неблагополучные области жизни никогда не были еще у нее так черны, как в лироэпическом стихотворном “Карамзиндеревенском дневнике” (и то: алкогольная современная деревня), с другой стороны, никогда еще свет сострадания и солидарности с человеком не шел от Петрушевской столь открыто и столь интенсивно. Смешиваясь при этом со светом радости жизни, так что рельефная светотень парадокса наполняет не только ее “парадоски” - формулы жизни, изложенные преимущественно раешником, но и “провенансы” - короткие поэмы-истории, и дневники: деревенский и городской. Отгремели споры, стихи ли этот лироэпос (жанр Петрушевской в целом). Осталась - поэзия.

Лиля Панн

Об авторе

| Осипов Максим Александрович, врач-кардиолог. В 2005 году создал “Общество помощи Тарусской больнице”, занятое приобретением аппаратуры, обучением врачей и их привлечением в Тарусу. Настоящие записки продолжают очерки “В родном краю” и “Грех жаловаться”, опубликованные в майском и декабрьском номерах журнала “Знамя” за 2007 год.

Максим Осипов

Непасхальная радость

Быть главврачом трудно. Во-первых, приходится руководить людьми, а это неприятно, особенно человеку с душой и особенно в районной больнице, где выбирать не из кого. Во-вторых, в больнице часто происходит плохое: больные поджигают окурками матрасы, выпрыгивают из окон, воруют у медсестер, пишут жалобы, умирают. Течет крыша, забиваются трубы, отключается свет. В-третьих, правила игры меняются, надо приспосабливаться так, чтобы сотрудники и больные поменьше страдали - и от ухудшений, и от улучшений. В-четвертых, приходится иметь дело с начальством и всевозможными пожарными, санэпиднадзором и госнаркоконтролем. За всем надо не забывать о содержании: руководя больницей как предприятием, помнить, что она - не только предприятие, не только хозяйствующий субъект.

Наш главврач - женщина пятидесяти шести лет - хочет перемен к лучшему, и не одних лишь казенных. От этого с ней случаются неприятности, одна из которых недавно привлекла внимание всей России. Мы, три врача и несколько благоустроителей больницы, пытались помочь - ей и себе. Как участнику событий мне надлежит рассказать, что было.

I

В високосную пятницу, 29 февраля, мы открыли кардиологическое отделение (новое, на несколько районов), а уже на следующий рабочий день, в понедельник, главврача уволили без объявления причин. На утреннюю конференцию пришел похмельный заместитель Городничего и зачитал приказ. В газетах, по радио, телевидению и в Интернете начался шум - наши друзья подняли его, дальше он поддерживал себя сам. Во вторник мы получили милицейское предписание выдать копии денежных документов - так мы узнали о совершенном нами мошенничестве в особо крупных размерах. Страхи по поводу уголовного дела скоро рассеялись: присланная нам бумага оказалась поддельной. Решающую роль сыграла Правительственная газета: на четверг мне назначили встречу со Значительным лицом. Не переодеваясь в женское платье, я отправился в Москву - на предоставленном Благодетелем броневичке.

В подробностях я наш разговор со Значительным лицом описывать не буду, скажу только, что положение кардиолога из районной больницы (ниже по профессиональной лестнице спускаться некуда) оказалось очень выигрышным. Я рассказал о Главвраче: честная (оттого и не постеснялась построить себе большой дом, продала все, что было) и, главное, - отождествляет себя с врачами, а не с начальством (“Ведь такого-то мы спасли!”). Результаты известны: Городничему “предложено уйти в отставку”, профессиональные судьбы его и Главврача решит районное собрание депутатов (ни одно Значительное лицо не может снять демократически избранного Городничего). Остальные решения к нам, по сути, отношения не имеют.

Была бурная неделя, даже не неделя - четыре дня, телефон звонил непрестанно, легче становилось только ночью, и от владевшей нами прелести бешенства (победить! и не спрашивайте “чтобы что?”) забывалась самая цель затеи - больные. “Теперь вы лучше понимаете чиновников, у них постоянно так: не до людей”, - сказал Благодетель. Похожая лихорадка бывает между смертью и похоронами - когда за два-три дня проживаешь гораздо больше. Люди приходят, выражают сочувствие, это нужно, один едет за справкой о смерти, другая готовит кутью.

Сочувствие выражается по-разному, но, как известно, даже нездоровое сочувствие лучше здорового его отсутствия, так что спасибо, большое спасибо всем, включая господина С. Некогда я считал его другом, мы не виделись восемь лет. С. преуспел, но иногда выпивает и пишет мне чувствительные письма с цитатами из Витгенштейна и Экзюпери. Это письмо я получил утром в среду 5 марта: Я с грустью и болью в сердце наблюдаю за происходящим. Очень хотелось бы тебе помочь: посмотреть на события совершенно с иной точки зрения… Просто набери мой номер. Это будет большой твоей победой (в метафизическом смысле). Если же для тебя это пока невозможно, прими в подарок этот узор: он принесет тебе удачу, если будешь посматривать на него хоть изредка. Последние три года я, почти полностью отошедши от дел, занимаюсь составлением узоров. Обнимаю, - и подпись. В прилагаемом файле - узор (полосы, звезды), симпатичный, как плитка в ванной. Коллега - я предложил ему поставить диагноз - отверг психическое расстройство: “Тут какая-то духовная хворь”.