Журнал Знамя - Знамя Журнал 7 (2008)

Постоял Иона и двинулся в сторону Троицкой горы. Не то что на знакомую могилу, а просто не имел другого направления.

Людей встречалось немного. И радостные, и не сильно веселые.

Пока добрался до Троицкой, почти стемнело. Заблудился за курганом, среди громадных дубов. Прошло пять лет. Забыл дорогу. Решил заночевать в полевых условиях. Вынул из вещмешка фляжечку, отхлебнул хмельниковской самогонки:

- Ну что, Йонька, лягай спать. А утром пойдем на прорыв.

Только примостился, задремал, слышит над собой голос:

- Эй, ты хто? Наш чи немец?

Иона, конечно, ответил, что сейчас как даст по мордасам, так сразу станет ясно, кто он.

Ответил еще с закрытыми глазами. А как глаза открыл - увидел над собой дядьку совершенно без рук - рукава рубашки заправлены под ремень. Скорее даже не дядька, а пожилой старик. В картузе.

Иона встал:

- Извиняюсь, я по привычке сказал, не хотел никого обидеть. Вы, отец, простите.

Старик мотнул головой, мол, ладно, а потом задал вопрос второй раз:

- Ты хто такой?

- Иона Ибшман. Гвардии старший лейтенант в демобилизации. Устраивает такое объяснение?

- Дуже устраивает. Только ты проясни, по какому поводу ты Иона. По тому, которого кит проглотил? Или в честь героя врагов народа Якира? Ты руками не маши, я тебя наскрозь вижу и имя твое мне до задницы. А я буду - Герцык. Фамилия до тебя не касается. Ты шо, без дома тут?

- Так точно. Приезжий. Отдыхаю по знакомым местам.

- Пошли. В таку жару треба пид крышу. Согласен?

А что тут несогласного?

Жил старик неподалеку - можно сказать, совсем рядом, под горой. Место называлось Лисковица. Улица хорошая, зеленая. Домики жмутся один к одному. А заборы крепкие. Те, что уцелели, конечно. А в большинстве разобранные на отопление.

Старик открыл калитку на одной петле:

- Проходь, Иона. Допоможешь, а я тебя накормлю.

- Я ведь в вашем городе до войны был, и по улице вашей проходил. Собаки брехали, аж страшно! А теперь что-то не слышу, - для продолжения знакомства сказал Иона.

- Нема собак. Немцы перестреляли. Сначала собак, потом людей. А новые не позавелись.

- Ну за этим дело не станет, - невпопад сказал Иона и тут увидел девушку - стояла на крыльце. Руки, как на картинке, сложила под грудью и качает головой:

- Ой, молодой человек, идить отсюдова, я вам по-хорошему говорю. У меня папа больной на голову. Он сюда любого демобилизованного ведет, мне под бок уложить, а я никого не хочу. Идить, я вам советую.

Старик топнул ногой:

- Не твое дело, Фридка! Это ж особый человек. Аид. Чистый аид. Таких теперь пошукать. И красивый. И молодой. И ляжешь с ним, и встанешь, и под хупу пойдешь. Правильно я говорю? - старик обернулся к Ионе. А тот утратил способность речи от такого поворота.

Девушка спустилась с лестнички в три ступеньки, подошла к Ионе и стала рукой водить по лицу:

- Ой, какие бровки, ой, какие глазки… Оставайся, хлопчик. Ладно, я согласна.

Старик развеселился:

- От хорошо! Знакомьтеся, товарищ Ибшман, товарищ Фрида Серебрянская. Если вы подумали, шо она мне родная, так вы не то подумали. Она мне нихто. А выкаблучивается, чисто родственница. Ну шо, молодые, в хату, в хату идить!

Иона от подобного растерялся.

А Фридка тащит на стол угощение: самогон, сало, яйца, картошку. Вроде было наготовлено заранее.

Иона садится за стол - из интереса, не придавая большого значения.

Старик мотнул головой - Фридка разлила самогон из сулеи по стаканам.

Старик поднялся с места и сказал тост:

- Я хочу выпить за вас, молодые, за тебя Фридочка, и за тебя, Иона. Живить в радости. И будьте здоровые. Лехаим!

Иона выпил, как в тумане. И Фридка выпила. А старик подождал, пока они поставят стаканы на стол, свой стакан зубами зажал и выцедил до капли. Потом еще выпили, поели со словами и без слов. Фрида кормила старика с руки. Тот прожует что она даст и говорит:

- Хорошего, Фридочка, я тебе жениха доставил?

- Хорошего, хорошего, - соглашается, а сама под столом толкает Иону ногой и делает глазами знаки о молчании.

- Ну, теперь и умру, так не жалко. Правда ш, Фридочка? - Фрида утирает рушничком лицо старику и кивает:

- Та не жалко, не жалко, ни капелечки. Такое ш дело сделали, такое дело!

На четвертом стакане - хоть Фридка наливала тактично, по половиночке, старик попросился спать.

Фридка его уложила в соседней комнате. И тут Иона ее не узнал. Перед ним стояла не Фридка, а совершенно посторонняя женщина. Не молодая, как показалось ему с налету, а средних лет, даже, может быть, под тридцать пять. И голос у нее стал другой, чем сразу:

- Ну шо солдатик… Ты не думай плохого, Герцык проснется утром - ничего не вспомнит, шо было. Знов пойдет жениха шукать. Кого только он сюда не приводил! Однажды немца пленного завел. Они ш есть и расконвоированные. Строители. Вокзал разбирали, шо осталося. Ой, Господи! И за стол усадил, и выпивал с ним. Тот ему по-немецки, а Герцык по-еврейски. Комедия! Он чего на тебя такую надежду возложил - в первый раз привел еврея, не ошибся. Ты ш еврей?

- Ну еврей, - согласился Иона.

- Знаешь, шо я тебе скажу, если бы он зараз умер, он бы таким счастливым умер, перший сорт.

- Пускай живет, зачем ты его хоронишь? - спросил Иона.

- Он уже похороненный. У него рук почему нет? Потому шо из могилы вылез раненый, когда немцы тут наводили чистоту. Лез-лез, через пять рядов покойников, потом землю разрывал ногтями, а руки простреленные. От спасся - добрые люди выходили, своей жизнью рисковали, между прочим. Теперь без рук. Гангрена и разное такое же. Слава богу, конечно. Там в яме все его - и дочка, и внуки, и жена. Я к нему просто так пристала - без места ходила, из эвакуации в Прилуки явилася, а там меня никто не ждет. Я сюда. На базаре с Герцыком познакомилася. Он сначала хотел со мной жить как муж, но не получилося. Дак у него цель: выдать меня замуж. От, с полгода еврея шукал. Нашел-таки.

Фрида налила еще:

- У меня мужа никогда не было. Я ш некрасивая. А теперь хто на меня посмотрит? Он сколько девушек, как лялечки! И молоденькие. А мужчин мало. А я, в чем дело самое обидное, точно знаю, шо и как. Если б я не знала, а так образование давит. Я спецкурсы родовспоможения прошла до войны.

Фридка выпила, откусила большой кусок хлеба:

- Поешь, поешь. Ты не думай, я не гулящая. Я ни с кем не была. Герцыку говорила, а не была. Мне удовольствие ни к чему. Мне не для того… Выпей, выпей, Ёничка, помяни своих. А то Герцык лехаим провозгласил. Ну дак сумасшедшему можно и лехаим устроить. А мы ш с тобой нормальные люди. Мы за упокой и выпьем, и покушаем.

И выпили, и покушали.

Иона остался с Фридой.

Герцык радовался и все спрашивал про внуков, когда ждать, чтобы не прозевать. Но вышло вроде прозевал. Не дождался - умер.

Фрида сказала над могилой: