Газета Завтра - Газета Завтра 822 (86 2009)

А что же с качеством программ? На фоне ураганного развития телевизионных технологий интеллектуальный уровень передач заметно падает - такова общемировая тенденция. Как такое может происходить? Ведь вполне логично, что развитие самого ТВ должно приводить и к развитию программ, развитию зрителя в конце концов. Тогда откуда этот поток бессмысленных, кривых лицензионных шоу, откуда этот настойчивый бред "идея Влада Листьева" в титрах "Поля чудес" - заведомо ворованная и опошленная?

Здесь мы подходим к пониманию функции телевидения как органа управления постиндустриальным обществом посредством банальной новостной "промывки мозгов" или просто "развлекательными программами" - которые призваны не дать человеку сосредоточиться на главном, то есть на себе, на своём внутреннем строении и проекции его в общество.

Элиты, то есть те сообщества, которые стоят за формальными правительствами стран мира, давно уже сформированы, мир ими поделен, и они ни в коем случае не заинтересованы в появлении конкурентов, людей свободно мыслящих. И в обществе, и в телевидении создаётся общий фон, который можно обозначить примерно так: "тут умного не надо". Зачем нам, то есть "им", умный российский президент? Вдруг и правда начнёт дороги строить. А так, Путин - аттлична! Медведев - просто супер! А Ельцин - это уж просто "золотой век", преданье старины глубокой.

Закономерным образом всё мыслящее и свободное в человечестве переориентируется с телевидения на интернет, который гораздо более оперативен, инвариантен и даёт возможность пользователю редактировать реальность хотя бы в пределах своего блога, наиболее продвинутые из которых достигают нескольких тысяч подписчиков и на порядок более - контактов. Тут система "умного - не надо" не работает в принципе. Люди думают. А думая - развиваются. А развитие в современном пост-информационном обществе состоит в значительной мере в умении отсекать "мусорную" информацию, из которой на 90% и состоит современное телевидение.

Альбом - толстый, как ларец. Обложки бархатные. Слоистые боковины. И застёжка на торце серебряная, с пружинкой.

Фотографии в альбоме - из ателье Ф.Маркса. Санкт-Петербург. Все - с "ер" и твердым знаком.

Котелки и трости усатых мужчин. На женщинах платья с рукавами "баранья нога" и шляпки из соломки с плюмажем.

Мальчики в матросках. Девочки в батистовых шемизетках.

Крестьянская фамилия, выходцы из далекой северной деревни, во всей силе и красе.

На шее пятилетнего мальчика - лента с медалькой "300 лет дома Романовых". Кто-то из свиты надел во время гулянья по Невскому. Хороший повод сфотографироваться.

Потом в снимках перерыв в шестнадцать лет. Тиснёные картонные подложки, плюмажи и котелки - в невозвратном прошлом. Семейство удачливого отходника загнано в родные палестины. Глянец на фотографиях теперь пупырчатый, бумага ломкая. Орудует провинциальный фотограф. И вот снимок: то же самое семейство, кто постарел, кто возмужал и расцвёл, позирует на скошенном лугу вокруг могучего коня, запряженного в дровни для возки сена. Мужчины с вилами в длинных белых рубахах навыпуск. Женщины - в сарафанах, косынках и с граблями. Сено уже окучено. Остаётся свозить его на поветь.

А под снимком подпись выцветшими чернилами, перьевой ручкой: "Последний сенокос".

Когда я, будучи ребенком, листал этот альбом, то останавливаясь на этой странице, спрашивал, почему сенокос последний. Мне объясняли, мол, отца той осенью в армию забрали, вот он на память и подписал.

Уже взрослому, и то лишь осторожными намеками матери, мне дано было понять, что последний сенокос в том году означал для семьи, для всего рода, конец вольной жизни. Деда выслали в Заполярье. Тётю выгнали с рабфака. Отец в армию успел уйти не как раскулаченный, только потому его перелом не задел. Коня забрали в район, в партийную спецконюшню. Дом разграбили. Сено с повети, которое на снимке еще в валках, свезли в общественный амбар.

Через год, правда, после окончания "головокружения", деду позволили вернуться с Печоры в родную деревню с условием, что будет служить колхозу верой и правдой. Разрешили ему в его собственной кузнице раздуть меха на благо коллектива. Трудиться за палочки.

Есть снимок той поры. Возле кузницы на колоде сидит дед с мужиками. Пьют водку. Сделан снимок, скорее всего, уже плёночной камерой. Сушили, видимо, на стекле, под содовым раствором. Промыли плохо. К стеклу прилипло. Пришлось отдирать. Осталась язва на углу карточки…

Нынче год как раз 2009. Круглая дата. В деревне меня опять потянуло открыть старинный альбом, взглянуть на снимок восьмидесятилетней давности. Более того, вынул фото из угловых прорезей. Пошёл с ним на точку съёмки.

Луг этот называется Заполоски. Уходит косогором к опушке леса. Он теперь раза в три меньше, чем был в год "последнего сенокоса". Но точка съёмки еще не заросла. Встаю на эту точку. И свою "мыльницу" нацеливаю по визиру двадцать девятого года. Смотрю в окуляр, сравниваю натуру с изображением на старой фотографии.

На фотографии двадцать девятого года лес за деревней едва виден. И травы нигде ни былинки. Скошена. Выедена скотиной до мха. И на этом гигантском "поле для гольфа" в ряд вдоль берега реки - тридцать домов. Шесть гуменников. Несчетное количество амбаров, овинов, бань. На отшибе - кузница деда. На холме - токарня Павла Филимоновича, колёсных дел мастера. Рядом мастерская шорника Сергея Федоровича.

На одном конце деревни - мельница. Колесо металлическое. И пешеходный мост.

На другом - горбатый мост, грузовой, для подвод. Мост действовал в любой паводок и выдерживал ледоход.

В деревне сто двадцать жителей. История её насчитывает пятьсот лет. До того здесь русского человека не было. Сплошная тайга и редкие землянки первобытных угорцев. Свободные, черносотенные мужики и бабы цивилизовали её, сделали пригодной для жизни и радости.

Это на альбомном снимке. Теперь нацеливаю глаз в окуляр японской "мыльницы".

Вижу матерый лес по всей панораме. Реки не видать - в ивовом и ольховом тоннеле течёт. Переправа только вброд.

Крыши трех оставшихся домов едва различимы в зарослях. Два дома дачных. Но и они уже брошены. Один - хозяйственный.

В нём зимует, прозябает последний из могикан, престарелый внук успешного изготовителя тележных колес Павла Филимоновича, с "подругой", как он выражается. Сдаёт внаём свою "двушку" в райцентре. На выручку да на пенсию коротает дни с коровой и поросёнком…

Лицезрею потоп. Лесной, таёжный, сосновый да осиновый.

Конец света.

В этой деревне огни погашены.

Вот она была и нету.

Попала под расправу.

Сенокос успешно завершен.