Журнал Знамя - Знамя Журнал 6 (2008)

Когда мы спустились в холл, чтобы отправиться на прогулку в город, молодая женшина, скучавшая на ресепшене, с приветливой улыбкой осведомилась, как нам понравился номер. Откровенное признание, что тянет он не больше, чем на одну звездочку, вызвало у нее приступ горячего патриотизма. Зато какая ванная, принялась внушать нам она. Сантехника не течет, все работает, и прямо в номере! А на стадионе вон сделали гостиницу, пальм наставили, а в номере только туалет, душевая - одна на несколько номеров!

Что ж, все было понятно. Новая капиталистическая российская оболочка была так тонка и непрочна, что, прорывая ее, наружу предательски торчал проржавевший, но мощный и крепкий советский костяк.

Город, только мы вышли из гостиницы, тотчас подтвердил это всем своим обликом. Гостиница была расположена в самом центре, три минуты неспешного хода - и мы оказались на главной улице, естественно, носящей имя Ленина. Век с небольшим назад она называлась Киевской, так как выводила на дорогу, ведущую к Киеву, но возвращать ей прежнее название новая некоммунистическая власть, как и в большинстве российских городов, не стала, и теперь уж, когда незалежная Украина становится все более незалежной от Москвы, наверное, никогда не вернет. Тротуары на центральной улице были в сплошных разломах и выбоинах, большая часть домов давно не видела даже косметического ремонта, из продовольственного магазина, едва мы поднялись по крыльцу к распахнутым дверям, шибануло устоявшимся, невыветриваемым запахом протухшего мяса, рыбы, испорченных продуктов - отпечаток нескончаемой тяжелой бедности лежал на наружности знаменитого и уникального города оружейников. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что офис местного отделения “Газпрома” так и блистал современными архитектурными формами и своей ухоженностью-вычищенностью, а рядом с тем воняющим магазином обнаружился другой - и без всяких дополнительных запахов, и светло-просторный внутри, по-современному отремонтированный, с хорошо организованным торговым пространством, - мы заметили его по трем десяткам метров отличного тротуара, выложенного красивой коричневатой плиткой. Правда, и цены в нем были ощутимо повыше, чем в том, запашистом.

Арсенального вида здание губернской канцелярии, где в молодости служил мелким чиновником Лев Николаевич, опахнуло сурово-казенным ароматом “подмороженной” эпохи Николая Первого; в здании губернского суда напротив, где, как сообщала табличка около входа, Лев Николаевич спустя несколько десятилетий часто бывал на публичных слушаниях, по-прежнему размещался суд, только теперь он назывался областным.

Однако, гуляя в тот день по улицам Тулы, я больше думал не о Льве Толстом, а об Анатолии Кузнецове, авторе “Бабьего яра”, одном из первых “невозвращенцев” брежневской эпохи (или вообще первом?), его бывшей жене Ире Марченко, о Юлии Файбышенко, ставшем гражданским мужем Иры после их расставания с Анатолием. Тула была городом, где они в середине 60-х все жили. Из Тулы Анатолий Кузнецов - через туалетное окно лондонского ресторана - рванул в эмиграцию. Глядя на постаревший с той поры на четыре десятилетия, оказавшийся в капитализме, но оставшийся, в сущности, тем же прежним областным “центром” город, я думал о том, что выпускать из него человека с художественным воображением в горящий рекламами западный мир было, конечно же, неразумно. Сидел бы в своем городе оружейников, приезжая два раза в месяц на электричке в Москву за продуктами, вот и было бы хорошо, - и ему, и социалистическому отечеству, которое бы не знало позора бегства своего гражданина от райских кущей грядущего коммунизма.

С Ирой Марченко, как раз когда ее бывший муж бежал от этих райских кущ, мы учились вместе в Литинституте, занимаясь в одном творческом семинаре. Ох и потеряна она была в те дни, ожидая каждый день приказа об отчислении из института. Мало ли что бывшая жена, а все равно могла знать о настроениях супруга, почему не сообщила куда положено? Возможно, события той поры здорово подкосили ее. Она так и осталась автором одной-единственной тоненькой книжицы, вышедшей в тульском издательстве незадолго до бегства Анатолия Кузнецова. Памятью о том времени и о ней эта книжица, подаренная мне ею, до сих пор стоит у меня в библиотеке.

С Юлием Файбышенко, Юликом, как мы звали его, произошла совсем другая история. Туляк по рождению, в юности и ранней молодости он много лет жил в Иркутске, дружил с Вампиловым, Распутиным, потом вернулся в Тулу, где, судя по всему, у них и начался роман с Ирой, а когда она поступила в Литинститут, переехал следом за ней в Москву. Помню, я читал у него роман о пионерском лагере, который, естественно, символизировал другой лагерь - социалистический, - в печать не пошел ни этот роман, ни что другое, им написанное. Перевалив за возраст Данте, когда тот оказался в сумрачном лесу, и устав обивать редакционные пороги, дальше которых не удавалось пройти, Юлик сочинил сценарий про Гражданскую войну, сценарий живо был схвачен расторопными киношными редакторами, живо превращен расторопными режиссерами в двухсерийный фильм, кинопроизводство радостно требовало от автора: давай еще! Юлик, однако, жаждал настоящей, живой, горячей социальности и взялся за документальное повествование; не знаю каким образом попавший ему в руки жизненный материал жег сердце: бывшие украинские коллаборационисты, сотрудничавшие во время войны с немцами и даже работавшие в полиции, занимали теперь в родных краях должности секретарей горкомов, райкомов, руководили крупными предприятиями. На третий или четвертый день его украинской командировки Юлик поутру был обнаружен в петле, висящим на виадуке. Анализы показали наличие у него в крови изрядного количества алкоголя, и, хотя на руках остались следы от веревок, следствие быстренько пришло к заключению о самоубийстве…

Новые многоэтажные краснокирпичные дома, пока еще немногочисленные, но которые, возможно, в будущем сформируют новый облик Тулы, удивительно неприятны для глаза. Наверное, это весьма дорогие для Тулы дома, наверное, жить в них весьма престижно, но есть что-то в их архитектуре - и дело отнюдь не в цвете - тяжелое, давящее, несуразное - неистребимо советское, - из города такого облика, показалось мне, человеку, попробовавшему воздуха другой жизни, тоже захочется сбежать.

Что в Туле показалось нам на самом деле великолепным - это парк культуры и отдыха имени Белоусова. Громадное зеленое пространство прямо в центре города, с чудесными широкими дорожками, чудесными аллеями, чудесными прудами, многочисленными скамейками, маленькими кафешками, расположенными так, что не лезут в глаза, назойливо требуя: зайди, зайди! - зонами аттракционов, опять же спланированными так, что не мешают наслаждаться красотой парка. Вечером в парк сходится, похоже, чуть не половина города: толпы народа на дорожках и аллеях, заполненные кафешки, молодые люди носятся на велосипедах, на роликовых коньках, - видно, что парк по-настоящему любим горожанами, они точно приходят сюда отдыхать, и не от самого ли города отдыхают они здесь?