Журнал Знамя - Знамя Журнал 6 (2008)

На следующее утро ветер был наш - свежий попутный зюйд-вест, порывистый и коварный, с которым ухо надо было держать востро. Пришлось зарифить парус - уменьшить его площадь. По берегам озера Волго деревеньки, радующие глаз своей непредумышленностью, - деревеньки без улиц, с домами и усадьбами, по отдельности раскинувшимися там и сям по изумрудным холмам.

Убаюканные скоростью хода и открывающимися красотами, мы не сразу заметили опасность - у деревни Лохово путь нам преградил протянутый от берега к берегу трос парома, в который мы едва не въехали. Местные удильщики были разочарованы, наблюдая за тем, как мы лихорадочно стараемся остановить лодку и снять мачту, выгребая против течения. Вместо того чтобы подать нам знак, окликнуть с берега и предупредить об опасности, рыбачки предпочли хранить молчание, демонстрируя полную непричастность. Надеясь полюбоваться нашим кораблекрушением. Что ими двигало? Завистливая ревность людей, лишенных лодки и паруса. Так объяснил я дочери эту коллективную подлость. Настроение было испорчено, на душе долго еще оставался гадкий осадок.

На закате встали лагерем на сосновом мысу за деревней, носящей название Волга. Поужинали макаронами. Потом долго сидели, привалившись спинами к золотившемуся стволу сосны, провожая садящееся солнце. Думая о чем-то своем, девичьем, Маша положила голову мне на плечо, я продолжал сидеть, не шевелясь и не меняя позы, счастливый этим простым движением доверия и теплоты.

В эти дни мы с Машей очень сблизились, это была настоящая сердечная близость отца и дочери, впервые столкнувшейся с трудностями и прелестями походной жизни, переполненной впечатлениями и инстинктивно тянувшейся ко мне, чтоб обрести поддержку и уверенность. Я был очень доволен, что взял дочь в это путешествие. Я любил подсматривать за нею, как она моет посуду, раздувает огонь под котелком, плывет брассом вдоль берега, собирает ягоды и хворост, оберегает от меня, как от неуклюжего и малопонятливого чудовища, свою флору и фауну, опутывая сетью ограничений: горячий котелок на живую траву не ставить, деревца не рубить, мальков для живца не ловить, палатку разбивать на земле, свободной от кузнечиков и мурашей…

По берегам много сосновых лесов и туристов. Отдыхающие здесь живут неделями и месяцами на облюбованном месте - с семьями, лодками, машинами, яркими большими палатками, наборами пластиковой садовой мебели и т.д. Держатся компаниями, обороняя свой кусок берега от чужаков, в чем им неоценимую помощь оказывают их собаки, облаивающие каждую проплывающую лодку. Собаки разные - большие и маленькие, служебные и декоративные, истеричные и флегматичные, но все как одна с пробудившимся инстинктом сторожа и охотника. Дочь безошибочно определяла породу каждой собаки, даже таких экзотических, как бобтейль, и этим тоже меня радовала, и это тоже мне почему-то казалось прекрасным. Своей собаки у нее не было, был котенок - шотландский вислоух по имени Бася. Клички бывают у собак, а у кошек - имена. Кто мне объяснит, почему так?

Бейшлот - Селижарово

Поселок Селище с воды малоинтересен, лишь остатки разрушенного храма на берегу поражают своей живописной запущенностью. Старая руина была вся охвачена, словно пожаром, зеленым растительным миром. На крыше храма поднялась целая роща высотой в три человеческих роста, где нашлось место и для берез, и для елочек, и для осин с соснами. Наверх вела железная цепь, используемая местными мальчишками в качестве лестницы, по которой мы, не удержавшись от соблазна, поднялись. Моховая подстилка и травяной дерн покрывали крышу ровным слоем, под ногами шуршала прошлогодняя листва, росли кустики земляники и черники, обещающие щедрый урожай. Побродив по этой трогательной рощице, мы даже нашли небольшой муравейник и птичье гнездо! Пожалуй, в ней мог бы заблудиться малый ребенок. На крыше брошенного людьми храма природа, не терпящая пустоты, воздвигла свой храм - живой, густой, зеленый, весело полощущийся листвою на ветру…

Впереди по курсу у нас замаячили очертания бейшлота - первой плотины на Волге, подпирающей каскад верхневолжских озер. Бейшлот был построен еще в 1843 году под руководством голландцев, больших, как известно, специалистов запирать воду на замок. Начиная с середины лета Волга сильно мелела, поэтому для поддержания судоходства поднимались щиты бейшлота, через которые спускали воду, и тогда уровень ее в реке повышался у Ржева до семидесяти сантиметров, у Твери до сорока, у Калязина до двадцати и даже у далекого Рыбинска до трех-пяти сантиметров. В 1941 году в разгар кровопролитных упорных боев под Ржевом бейшлот был взорван нашими саперами, но в расчеты вкралась ошибка, и затопления немецкой линии обороны, как планировалось, не произошло.

Пристали к берегу справа от плотины. Поднявшись на дорогу, увидели ревущие белопенные буруны воды, низвергающейся с площадки бейшлота. С помощью рыбаков перенесли лодку через дамбу. Немного отдохнули, полюбовались бурлящим падающим потоком, немо разевая рты, словно рыбы, поделились впечатлениями в царящем вокруг нас грохоте и гаме отчаянно скандалящей, взбесившейся воды…

Теперь перед нами открывалась настоящая Волга - небольшая петляющая речка с лесистыми берегами и быстрым течением. По поверхности возмущенной воды плыли коричневые пузыри, шум ревущей позади плотины сопровождал нас, постепенно затихая с каждой минутой, с каждым гребком весла. Узкая лента реки извивалась, каждый новый поворот открывал новые виды на лесные рощи и опушки. Река несла нас мимо заливных лугов и песчаных круч, шуршащих под килем отмелей и каменистых перекатов, зарослей вездесущего тальника, отдельно стоящих черных осокорей, плакучих ив, березовых рядков.

Спустя день достигли Селижарова, где дочь собиралась прервать свое путешествие и сесть на московский поезд.

Взяли билет на ночной скорый экспресс и погуляли по вечернему Селижарову.

Городишко унылый, много двухэтажных бараков послевоенной постройки - облупившихся, жутких, рядом с ними современные - из белого силикатного кирпича, новенькие, с иголочки, но до смешного повторяющие соседние бараки, словно и те и другие были построены по единому проекту, берущему начало в послевоенных, сталинских временах. В центре несколько старинных зданий дореволюционной постройки - с полуколоннами и римским портиком - таких ветхих, что без слез на них смотреть нельзя.

У ларьков кипит вечерняя жизнь, слышны смех, оживленные разговоры, звуки пьяной перебранки. Местные лихачи верхом на мотоциклах подъезжают прямо под окошко и, потеснив мелюзгу, не вставая с кресла, покупают пачку “Примы”. Магазин “Тройка”, работающий до часу ночи, полон яркого света и импорта, хлеба и водки. На свет его витрин, словно бабочки, слетаются подростки. Табунятся в углах торгового зала, поглядывая на пестрые манящие заграничные этикетки и бутылки, обещающие райскую жизнь.