Еремей Парнов - Зеркало Урании

Фантастике свойственно говорить о будущем. Именно это и сделало ее любимым жанром молодежи. Она стала ныне могучим средством воспитания, активным орудием прогресса. Лишь подход к научной фантастике как к уникальному явлению современной культуры позволяет понять, почему она оказалась столь притягательной и для школьников, и для студентов, и для ученых.

Мир, отраженный в глазах человека. Картина мироздания, запечатленная в мозаичном зеркале науки. Гипертрофированный облик, возникающий в рефракторе научной фантастики… Все это непреложные элементы бытия, инструменты познания, связанные между собой сотнями путей, тысячами властительных нитей.

Нам дано различать в нерасторжимом потоке времени мгновенный проблеск настоящего, глубь прошедшего, фрагментарные контуры будущего.

Мне показалось весьма интересным, что известный футуролог Роберт Юнг отдал пальму первенства в разработке прогнозов не логическому мышлению и даже не критическому исследованию имеющихся данных, а творческому воображению. "Оно характеризует эпоху, — говорит он в работе "Роль воображения в исследовании будущего", — и очень часто выводит ум за пределы противоречий, которые характеризовали прошлое и представлялись неразрешимыми".

В этом определении содержится характеристика научной фантастики как своеобразного метода временного анализа. "Я отлично представляю себе, что такое время, — говаривал Блаженный Августин, — пока не просят пояснить, что это такое, и совершенно перестаю понимать, как только пытаюсь объяснить".

Многие современные физики признавались, что испытывают нечто подобное, когда их просят понятно и "в двух словах" рассказать о времени, пространстве или начальном моменте нашего мироздания, который космологи поэтически называют "Большим взрывом". Во всяком случае парадоксальное изречение средневекового философа прекрасно иллюстрирует ситуацию, сложившуюся в научной фантастике. Все — писатели, критики, читатели — хорошо понимают, что представляет собой эта удивительная муза, рожденная научно-технической революцией. Но понимают внутренне — для себя. Как тот студент из анекдота, который знал, что такое электричество, и вдруг забыл на экзамене.

Парадокс объясняется просто. Чудесный сплав искусства и точного знания, которым, собственно, и является фантастика, не вмещается в узкие рамки определений. Быть может, по той простой причине, что составляющие его начала — знание и крылатый вымысел — всякий раз берутся в самых различных дозах. От чистого эликсира сказки до гомеопатических капель прогноза ближайшего развития техники.

Питаясь живительным соком научных идей, фантастика не перестает быть искусством. В отличие от науки, которая неудержимо ветвится, образуя все новые ячейки узкой специализации, научная фантастика всякий раз стремится создать целостную картину мира.

Палитра научных идей, исследование социальных моделей, блистающие солнца утопических миров и мрачные пророчества грядущих опасностей — все это разные лики изменчивой музы. Мгновенные черты, по которым едва ли возможно судить о всем облике. Параболические антенны фантастики призваны лоцировать настоящее. В них отражается современный писателю мир. Как незаметно, как естественно просто перетекает она в реальность. "Космический корабль", «космонавт», "космический скафандр", «невесомость» — эти знакомые всем термины подарила научная фантастика. После полета Юрия Гагарина они вошли и в язык науки, и в повседневный обиходный язык.

Фантасты предсказали спутник связи и голографию, атомную и нейтронную бомбу, лазер и генную инженерию, существование частиц со скрытой массой — фридмонов и алмазы в Якутии.

"Время от времени перед наукой возникают интересные вопросы, которые могут в дальнейшем приобрести огромное практическое значение, — сказал в своем выступлении на Бюраканском симпозиуме В. А. Амбарцумян. — В таких случаях всегда находятся скептики, не желающие согласиться с энтузиастами в оценке значения нового научного направления. Так было перед открытием атомной энергии. То же самое происходит сейчас и в отношении поисков внеземных цивилизаций и установления связи с ними. Тем не менее мы можем сказать, что за последние годы человечество достигло таких успехов в астрономии, технике связи, кибернетике, которые создали реальные возможности установить связи с разумной жизнью из других миров при условии, если такие цивилизации существуют. Речь идет не только о простых формах жизни, но и о ее высших формах, вплоть до цивилизации".

Роль фантастики в современном, бурно развивающемся мире трудно переоценить. Только одно то, что она как бы подготавливает общественное мнение к вторжению в жизнь очередного научно-технического чуда, делает ее незаменимой. Именно благодаря усилиям поколений фантастов человечество приняло как нечто давно ожидаемое и первый искусственный спутник, и первый орбитальный полет, и высадку на Луне. И я уверен, что, если в один прекрасный день газеты сообщат нам о том, что установлен первый контакт с внеземной цивилизацией, мы и его воспримем без особых потрясений для психики. Конечно же, мы по достоинству оценим это, быть может, самое важное событие в истории человечества, но оно не поразит нас как нечто совершенно непредвиденное, ибо мы уже подготовлены к нему. Сначала фантастикой, потом фантастикой и наукой.

Что же касается пророчеств — поразительных предвосхищений или случайных угадываний, — то они возникают как своего рода побочный продукт. Аналитическое исследование прорастающих зерен будущего неизбежно дает некий неожиданный результат, который очень часто «сбывается». Здесь нет никакого чуда, если не считать чудом самое искусство. Потому что именно искусству присущ обобщенный мгновенный синтез, который наука достигает кропотливым и долгим путем.

Широко мыслящий и компетентный в вопросах науки художник вольно или невольно приходит к научной фантастике.

Вот пример, ставший чуть ли не хрестоматийным:

Эти строки Андрей Белый, получивший блестящее физико-математическое образование, написал в 1921 году. За четверть века до того, как предсказанная им гекатомба воплотилась горами сожженных тел в Хиросиме и Нагасаки. Здесь в чистом классическом виде реализовался прыжок художника, отталкивающегося от твердой почвы достоверных фактов. Это блистательный пример именно синтеза, а не захватывающего дух пророчества новой Кассандры.