Газета Литературка - Литературная Газета 6242 (38 2009)

В Доме русского зарубежья имени Александра Солженицына прошла выставка "Я - москвич!". Гости Дома на Таганке увидели раритеты, связанные с жизнью и творчеством легендарного москвича - Владимира Гиляровского. Их сохранила семья Кренделевых-Монастырёвых, родственников Ирины Котырло, жены Николая Морозова. Николай Иванович Морозов в жизни и творчестве Гиляровского - фигура значимая. Он был воспитанником, соратником, биографом Гиляровского. Николай Морозов не только служил у Владимира Алексеевича, выполняя функции секретаря, но и жил в семье Гиляровских. Вот почему у наследников Морозова сохранились интереснейшие документы того времени: открытые письма, фотографии с автографами Гиляровского, чернильница, ручка, карманные часы. Владимир Алексеевич был завсегдатаем кружка художников общества "Среда", который собирался в течение многих лет на квартире у В. Шмаровина на Большой Молчановке. Здесь бывали художники Александр Герасимов, Дмитрий Струков, Николай Лобанов и другие. Их картины (многие впервые) экспонируются на выставке. Некоторые из этих полотен были подарены Гиляровскому, другие он покупал, чтобы поддержать молодых живописцев. Особую ценность представляет эпистолярное наследие Гиляровского, которое поступило в архив Дома русского зарубежья и сейчас обрабатывается. Рассказывает помощник директора ДРЗ А. Федотов: - Наибольший объём писем Гиля amp;shy;ровского, поступивших в наш архив, относится к периоду Первой мировой войны. Николай Иванович Морозов все эти годы служил в 395-м подвижном полевом госпитале. И уже в самом начале августа 1914 amp;#8239;года к нему пошла корреспонденция от Гиляровского. Очень большая удача, что Николай Иванович, а потом и его наследники эти письма сохранили - все или не все, сказать трудно. В них и сообщения о семье, и трогательные бытовые детали, но главное amp;#8239;- мысли Гиляровского о войне 1914 года, о том, что в это время происходило в Москве и в России. Он писал о благотворительных сборах в помощь казачеству, в помощь Сербии, о благотворной силе сухого закона, введённого в России в это время, о патриотическом подъёме людей разных сословий. Вот фрагмент одного из писем: "Милый Коля! И действительно, переродилась, отрезвела страна великая! Я эти дни хожу по деревням и не нарадуюсь на наш недавно пьяный народ: у нас в Глухове на что пьяница и кот Иван Абрамов, а теперь приоделся, порозовел и благодарит Бога и Царя, что вином не торгуют и не будут торговать на время войны И в Москве хитрованцы гремят заработанными деньгами, которые пропить негде. Даже они жертвуют на раненых и на нужды войны. Переродилась страна! Преобразилась, поняла свою огромную силу, поняла, что русский должен быть русским!.. Слава Богу всё хорошо! Будь здоров и весел. Твой Гиляй". Расшифровать и описать письма непросто - с годами Владимир Алексеевич терял зрение, почерк его становился всё менее и менее разборчивым. Тем более ценными будут результаты исследования. Тамара ПРИХОДЬКО

СОБЫТИЕ

В Москве прошёл Первый московский фестиваль вольных издателей "boo. буквы, звуки, цацки". Как явствует из названия, в экспозиции были представлены не только книги, но и различные сувениры, например закладки или шуточные обложки для книг. В рамках фестиваля состоялось несколько концертов, встреч с авторами, лекций, семинаров, мастер-классов и круглых столов. По замыслу организаторов, фестиваль должен был помочь объединить малые издательства, для того чтобы совместно решать различные проблемы, прежде всего - вопрос доступности интеллектуальной малотиражной литературы для читателей. Малые издательства сейчас испытывают сложности: оптовики и крупные книготорговые сети с ними работать не хотят, считая невыгодным возиться с 2-3 наименованиями книг. И вот нашлись люди, решившие создать единый маркетинговый центр, который будет заниматься распространением и продвижением книг малых издателей, координировать их деятельность, помогать "ресурсами, советами и просто добрым словом". - Это первый фестиваль подобного рода или нечто похожее уже имело место быть? - Такого, пожалуй, ещё не было, - говорит Игорь Белый, один из организаторов фестиваля, глава издательства "Memories". - Возможно, кто-то когда-то и собирал свободных издателей, но не в таком количестве и не под эгидой отдельного фестиваля. Да и цели подобной amp;#8239;- собрать рабочую команду издателей amp;#8239;- не преследовалось. А для нас этот фестиваль amp;#8239;- возможность всем встретиться и познакомиться, обсудить создание гильдии и претворять какие-то замыслы в жизнь. - Уже создана некая объединяющая структура? - Да, она так и называется - Гильдия вольных издателей. - Помощь от Правительства Москвы или Министерства культуры была какая-нибудь или тут всё на голом энтузиазме? - Нам помог Комитет по культуре города Москвы, потому что "Галерея на Солянке" нахо amp;shy;дится в его ведении. Нам было предоставлено помещение на довольно-таки льготных условиях, благодаря чему и удалось провести этот фестиваль. Уже найдено помещение для общего склада, офиса и клуба гильдии. В планах amp;#8239;- сотрудничество с региональными издателями. На первый фестиваль прие amp;shy;хали, например, петербуржцы ("Лимбус Пресс") и рижане (русскоязычное издательство фантастики "Снежный ком"). Очевидно, что примкнут к гильдии не все. Некоторые участники остались при мнении, что издатель и книгопродавец - это антиподы, едва ли не враги, а гильдия обещает стать именно торговцем, пусть и креативным. Другие выжидают: какую именно юридическую форму примет гильдия, каким будет размер вступительного взноса, и как определить, кто такой "малый издатель", каким должен быть его прайс и формат. Всё это станет темой обсуждения в личной переписке перезнакомившихся издателей и в специально созданном интернет-сообществе гильдии. Игорь ИВАНОВ

КНИЖНЫЙ РАЗВАЛ

Евгений Степанов. Две традиции. - М.: Поэтическая серия "Библиотека журнала "Дети Ра", 2009. - 168 с. Поэт, прозаик, литературтрегер, кандидат филологических наук и член литгруппировки традиционал-авангардистов "Другое полушарие", Евгений Степанов парадоксальным образом, несмотря на свою бурную писательскую жизнь, представляет то "поколение сорокалетних", которое иногда называют "потерянным" или "молчаливым". "Две традиции", заявленные в названии стихотворного сборника, акцентируют внимание на "смешанной технике" поэтического письма - силлабо-тонике и верлибре. "Две традиции" - это и две исторические эпохи, получившие отражение в книге, две, если угодно, общественно-экономические формации, которые пытаются "своею кровью склеить" те, кто, подобно Степанову, возрос и сформировался в период позднего застоя. И ещё одного обломала эпоха, А точней, не эпоха, а чёрт знает что, - - написано это Степановым в 1991-м, написано "о том времени, о безвременье" но актуально до сих пор. Стихи представителя "молчаливых" цепляют непоказушной социальностью, искренней любовью к Родине и столь же искренней болью за неё. Степанов, как известно, является ещё и издателем. Как ему удаётся гармонично сводить Феба с Маммоной amp;#8239;- загадка. Возможно, спасает самоирония: двадцать лет кряду - офис работа галстук точно удавка сорочка пиджак я хочу как Мюнхгаузен вытащить себя из болота вытащить себя из болота я не могу никак Осознание факта, что ты amp;#8239;- в болоте, и есть первый шаг к вытаскиванию себя из. Внетекстовая реальность по-хорошему противоречит реальности поэтической. У Евгения Степанова получилось. Он себя вытащил. Его "инструкция по выживанию" в данной ситуации такова: не бояться уметь над собою стебаться не бояться пугливость в себе умерять улыбаться любить понимать не бояться понимать всё равно час придёт умирать Что поражает в стихах Сте amp;shy;панова - это простота и какая-то самоуглублённая "тишина", отсутствие всяческой претенциозности, осознанное неучастие в жёваных-пережёванных постмодернистских играх amp;#8239;- ну, разве что просверкнёт иногда удетерон ("твоя душа-синичка села ко мне на ладонь"), да звякнет порой двустишье ("а в россии хам а в россии храм"), а то царапнет глаз вызывающее отсутствие знаков препинания и заглавных букв. Но разве ж это постмодернизм?!.. Ещё эти негромкие, невыпендрёжные стихи amp;#8239;- очень мужские, стоические даже, заставляющие вспомнить блоковское "всё равно - принимаю Тебя": Ни на кого не обижаюсь, Хотя люблю ещё не всех. Не случайно, наверное, книгу открывает стихотворение "Поколение": а жизнь была как жизнь, и шли бои без правил, а жизнь была как смерть - бесился пулемёт не скажет глоба, нет, не скажет вещий павел, что было и что есть, и что нас дальше ждёт. Вот такой "вещий павел" предназначен степановскому поколению вместо возвышенного и ярост amp;shy;ного Апостола. "Что ж, будем с этим жить, - словно говорит нам поэт. - И сами создадим и мифы, и легенды, и пророков": Ты сам избрал такую жизнь. Избрал - не жалуйся, держись. Избрал - забудь пути иныя. Тебе с дорогой повезло. И соловьёвская София Обретена тобой светло. "Делай что должен, и будь что будет" amp;#8239;- таков степановский императив. И даже если все императивы и принципы на свете amp;#8239;- только "глупая отвага комара, севшего на щёку людоеда", всё равно надо продолжать, надо жить, жить, вытаскивать себя и ближних из болота - "и нисколько не пужаться сильной тётеньки с косой". И тогда, быть может, "и в обычных свинцово-пунцовых глазах заневестится унция света". Татьяна ВИНОГРАДОВА