Самуил Лурье - Письма полумертвого человека

Давненько ничего ни от чего не ждал (кроме, может быть, смены времен года). А теперь - столько дел: ежедневно, ежеминутно преодолевать хаос, уминать его, как убежавшую опару, резать на мелкие части, потому что изничтожить хаос можно только по кусочкам. И главное: приходится непрерывно совершать маленькие, но - поступки.

Боязнь поступка - доминирующая черта множества героев русской литературы (и одна из главных ее тем). Тон этому (как и всему прочему) задал опять же Пушкин: "Теща моя отлагала свадьбу за приданым, а уж, конечно, не я. Я бесился... Хандра схватила, и черные мысли мной овладели. Неужто я хотел или думал отказаться? но я видел уж отказ и утешался чем ни попало... Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнев, как гуляет вольная луна etc. Баратынский говорит, что в женихах счастлив только дурак; а человек мыслящий беспокоен и волнуем будущим. Доселе он я - а тут он будет мы. Шутка! Оттого-то я и тещу торопил..." Между прочим, три года спустя Гоголь, будто подглядев это письмо Плетневу (может, и впрямь?), заставил своего героя терзаться той же боязнью: "Подколесин один. В самом деле, что я был до сих пор? Понимал ли значение жизни? Не понимал, ничего не понимал... Право, как подумаешь: чрез несколько минут, и уже будешь женат. Вдруг вкусишь блаженство, какое, точно, бывает только разве в сказках... Однако ж, что ни говори, а как-то даже делается страшно, как хорошенько подумаешь об этом. На всю жизнь, на весь век, как бы то ни было, связать себя и уж после ни отговорки, ни раскаянья, ничего, ничего - всё кончено, всё сделано. Уж вот даже и теперь назад никак нельзя попятиться: через минуту и под венец, уйти даже нельзя - там уж и карета, и всё стоит в готовности. А будто и в самом деле нельзя уйти" - и т. д., до ремарки "Становится на окно и, сказавши: "Господи, благослови!", соскакивает на улицу".

У Пушкина, кстати, эта мизансцена появляется значительно раньше - в "Руслане и Людмиле":

- таков насмешливый печальный финал любви, на которую Финн положил жизнь и которая сделала его из бессмысленного пастуха - человеком. (Обратил ли кто внимание, что эта сцена между Наиной и Финном прямо пародирует библейский сюжет "Иосиф и жена Потифара", который живописцы изображали без счета, наверняка эти картины во множестве попадались и юному Пушкину.) С точки зрения формальной логики отказаться от поступка - тоже поступок (причем часто требующий усилий больших, нежели его совершение). Сбежавший из-под венца Подколесин так же поступает, как и Пушкин, этот венец надевший. Но один - руководствуясь принципом сознательного проживания жизни, второй отдавшись своему инфантилизму. Поступок - шаг, движение, и разница в направлении этого движения: вперед и вверх или - ракоходом. Конечно, женясь, Пушкин шел навстречу смерти. Собственно, всяким поступком мы так или иначе к ней приближаемся (даже вот и человеку, одолевшему ремонт, чего еще хотеть от жизни - то есть зачем жить?). Но если сидеть на печи, лежать на боку - с каждым непоступком она приближается к нам. Не так ли?

29 мая 2002

Синтаксис пустоты

Снимаю шляпу, Дмитрий Владимирович (хотя вообще-то ее не ношу): Вы первый из всех читателей - за столько лет! - уловили это мгновенье, когда в Подколесине промелькнул - боязно вымолвить! - Пушкин. Какой-нибудь ученый совет когда-нибудь непременно увенчает Вас лавром.

А впрочем - не увенчает. Вы незаконно проникли на охраняемую территорию. Притом - антинаучным путем, фактически вслепую: сквозь тернии ремонта - к идее брака - и тут Николай Васильевич из набежавшего облака Вам подмигнул.

(О, да, о, конечно же, ремонт и женитьба - нет сюжетов плодотворней, отчаянье ни в каком другом не смешней: разбегаешься в бездну - просыпаешься в мышеловке; Сантехник и Теща - вокруг этих кукол вечно вращается наша бедная комедия; отведешь от них взгляд - вдруг повсюду, как из-под земли, Невменяемые Полковники, - но я лучше про литературу.)

Положим, каждый, кто чаще, кто реже, и, видимо, даже сам А. С. П. иногда, бывал гоголевским персонажем: стоит произнести - нет, даже не пошлость, хоть благоглупость, - и жужжишь в паутине этого синтаксиса пустоты: "доселе он я, а тут он будет мы". Так что взламывать шкатулку, в которой у Плетнева хранились письма Пушкина, - такой необходимости у автора "Женитьбы" не было, и вряд ли представился случай. Но также не приходится сомневаться, что Гоголь не сводил с Пушкина глаз.

Вот скажите, пожалуйста: кто это у нас не брюнет и не блондин, а "больше шантрет, и глаза такие быстрые, как зверки, так в смущенье даже приводят"? "Я, признаюсь, литературой существую, - говорит, - иной раз прозой, а в другой и стишки выкинутся". "Мне, - говорит, - Смирдин двадцать пять тысяч платит". "Скучно, - говорит, - братец, так жить: ищешь пищи для души, а светская чернь тебя не понимает" (эта фраза - не по школьному изданию).

То-то императору так понравился "Ревизор"! Не припомнить другого случая, когда бы он так смеялся.

То-то и Гоголь после премьеры бежал за границу - якобы спасаясь от враждебных толков, от критических нападок - и ни с кем не простившись. "... Не сержусь, что сердятся и отворачиваются те, которые отыскивают в моих оригиналах свои собственные черты и бранят меня. Не сержусь, что бранят меня неприятели литературные, продажные таланты, но грустно мне это всеобщее невежество, движущее столицу..."

Какие там нападки! Кто посмел бы обругать вслух произведение, высочайше одобренное? (Двумя годами раньше один попробовал: некто Николай Полевой что-то буркнул про пьесу "Рука Всевышнего Отечество спасла", - ох, и скверно же с ним поступили.) Это литературная совесть в Гоголе шумела на разные голоса. (Из Парижа - в ответ на известие об успехе "Ревизора": "Во-первых, я на "Ревизора" - плевать, а во-вторых... к чему это? Если бы это была правда, то хуже на Руси мне никто бы не мог нагадить".) Сам себя заподозрил, сам на себя возвел - предполагаю - пасквиль. И, между прочим, плагиат.

Как известно любому школьнику, 7 октября 1835 года Гоголь написал Пушкину: "Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь, смешной или не смешной, но русский чисто анекдот. Рука дрожит написать тем временем комедию...", - ну, и так далее, вплоть до "будет смешнее черта". Через три месяца "Ревизор" был готов, из чего школьник и заключает (и Гоголь подтверждает), что Пушкин исполнил эту несколько странную просьбу.