Александр Кац - Евреи, Христианство, Россия. От пророков до генсеков

Талмуд, как расширенное устное толкование библейских законоположений, складывался в течение нескольких веков — от IV века до н. э. до IV века н. э. Ученые книжники, прежде всего фарисеи, стремились толкованием Торы соорудить ограду вокруг Закона для утверждения еврейской обособленности и детализации обрядов. Первое редактирование устных положений было выполнено в 210 г. н. э. Иегудой-га-Наси и получило название Мишны, что означает приблизительно «изустные поучения», «воспроизведение знаемого наизусть». Вскоре Мишна сама стала предметом толкований со стороны амораев (евр. — разъяснителей), составивших сборник толкований Мишны, называемый Гемарой. Мишна и Гемара в совокупности и составляют Талмуд. Поскольку толкование Закона происходило одновременно в Вавилоне и Иерусалиме, то различают два Талмуда — палестинский (Талмуд Иерушалим) и вавилонский (Талмуд Бавли). Любое издание Талмуда, согласно обычаю, должно содержать 5894 страницы. Как видно из объема, Талмуд есть воистину грандиозное произведение, включающее с литературной обработкой и детализацией полный кодекс религиозных, гражданских, уголовных и этических норм. Здесь не место для обсуждения Талмуда в целом, поэтому отметим лишь некоторые интересующие нас аспекты.

Талмуд проповедует бедность как добродетель. «Турний Руфий спросил однажды равви Акибу: „Если Бог ваш любит бедных, то почему Он не доставляет им пропитание?“ Равви Акиба ответил: „Это для того, чтобы богачи милостыней спаслись от адских мук“» (Баба Батра, 10а). «Равви Иошуа говорил: „Бедный, принимая подаяние, оказывает своему благодетелю большую услугу, чем последний оказывает бедному“» (Вайнкра рабба, 34).

Несмотря на такое отношение к бедности, иудаизм, как и выросшие из него христианство и ислам, плохо подавлял общечеловеческий порок стяжательства. Евреи раньше других народов научились тонкому искусству обращения с деньгами и впервые прославились как банкиры и коммерсанты в Испании при вестготтах. И дело здесь даже не в особых талантах еврейских банкиров, а в неумении варваров вести хозяйственные дела страны, в презрении церкви и аристократии к науке о деньгах, в непонимании значения ссудного процента. В VIII–IX веках еврейские банкиры вели сделки и даже оказывали влияние на политику поздней династии Тан в Китае, Каролингов во Франции, Оттонов в Германии, Аббасидов в Персии, правителей Хазарии (81).

Богатство банкиров — всегда тайна за семью печатями, окутанная слухами и легендами, порождающими новые слухи и легенды, попадающие в конце концов в литературу и научные трактаты. Еврейские ростовщики типа Гобсека стали дежурными персонажами классической литературы. Попытка марксистов, в общем справедливая, применить классовый подход и отделить бедных от богатых в случае еврейского этноса успеха не принесла, как, впрочем, и пропаганда бедности в Талмуде. Штамп в сознании о том, что все евреи умные, коварные и жестокие ростовщики, сопровождал их веками, порождая экономический антисемитизм.

Отношение Талмуда к христианам-назарянам, которых называли минимами или минами, т. е. еретиками, было резко враждебным. К христианам церквей, созданных Павлом, это, по-видимому, прямого отношения не имело, т. к. авторы текстов об их существовании скорее всего не догадывались. Вот примеры. «Для того Адам создан один… чтобы мины не говорили: „много властей на небе“» (Мишна, Санг. IV, 5). «Человек создан последним. А для чего он создан последним? Чтобы мины не говорили, будто он был соучастником Его (Бога) в творении» (Тосефта, Санг. VIII). «Мясо, находившееся в руках язычника, разрешено к пользованию, в руках мина — запрещено… Убоина минов — идоложертвенное, их хлеб — хлеб самаритянина, их вино вино возлияния, от их урожая не берется десятина, их книги — колдовские книги, их дети — незаконнорожденные. Им не продают и у них не берут, не берут у них жен и не дают им, их детей не обучают ремеслу, у них не лечатся…» (Тосефта, Хул. II, 20–21). Полный остракизм. Против минов составлялись молитвы.

«Сказал равви Гамалиил мудрецам: „Есть ли человек, кто сумел бы составить молитву против минов?“ Встал Самуиил Малый и составил ее. В следующем году он ее забыл; он смотрел два и три часа, но никто его не отозвал (с амвона). Почему же его не отозвали? Ведь равви Иегуда от имени равви сказал: „Ошибся в любой молитве — его не отзывают; ошибся в молитве против минов — отзывают: есть опасение, может быть, он сам мин?“ Самуиил Малый — другое дело; ведь он сам ее составил, и надеялись, что он вспомнит» (Берахот, 28б — 28а).

Ряд текстов Талмуда содержит очень краткую информацию о суде над Иисусом, обвиненным в подстрекательстве народа, в ереси и чародействе (Тосефта, Санг. XII, Санг. 67а). Вот отрывок о сцене казни, имеющийся в древних рукописях, но изъятый из позднейших изданий. «Накануне Пасхи повесили Иисуса. И за 40 дней был объявлен клич, что его должны побить камнями за то, что он занимался колдовством: кто может сказать что-либо в его защиту, пусть придет и скажет. Но не нашли ничего в его защиту, и его повесили накануне Пасхи». Сказал Ула: «Допустим, он был бы бунтовщиком, тогда можно искать (поводов для) защиты; но ведь он подстрекатель (к ереси), а Тора говорит: „Не жалей и не покрывай его“. Иисус другое дело; он был близок к царскому двору» (Санг. 43а).

Евреев-ортодоксов всегда раздражали рассказы о бестелесном рождении мнимого, по их мнению, Мессии. Поэтому ряд текстов Талмуда содержит намеки на сплетни, о которых говорилось выше. Очевидно, что руководители ортодоксального иудейства, в том числе равви Гамалиил-младший, были весьма встревожены религиозным расколом и вели с ним активную идеологическую борьбу. Содержание и тон молитв (см. разд. 4), предающих анафеме раскольников, говорят сами за себя. Немолитвенные тексты Талмуда, посвященные минам, также враждебны. Цель этих усилий понятна — они должны были в конкретных исторических условиях катастрофы предохранить ядро еврейской нации от углубления раскола и распыления генофонда. Ничего подобного мы не видим в христианских текстах той поры, ставших Новым Заветом. Нетерпимость в христианстве появится позднее, и лишь после того, как оно станет государственной религией.

Таким образом, в то время, когда евреи-христиане писали Евангелия, евреи-ортодоксы составляли Мишну — свое подобие Нового Завета, заглушившее коментариями и казуистикой голос законодателя. Отметим историческую уникальность происшедшего — одновременное появление в недрах одного народа столь противоположных по духу произведений. Талмуд потребовал запрета на чтение иностранных книг (Санг. 90а), отказа от греческой школы, как источника классической культуры, погружения в изучение Закона. Это на много веков изолировало евреев от главного русла цивилизации, лишило их радости наслаждаться изобразительным искусством. В то же время иудаизм исключил из своей среды богословские споры. После религиозного раскола отлучения стали крайне редкими и случались, в основном, из-за действий, а не мнений. Основой религиозного общения было исполнение обрядов, а не догм. Блуждающий суперэтнос, как называл евреев Л. Н. Гумилев, не нуждался для исполнения своего культа в храмах и священниках, а потому пользовался несравненной свободой. Считалось достаточным сохранять верность племени и соблюдать Закон. Внешний ригоризм сочетался с философской независимостью. При этом выдающиеся оракулы синагоги Мендельсон, Маймонид были чистыми рационалистами. С появлением Талмуда двери синагог закрываются для новообращенных. Их считают потенциальными изменниками, вступающими в иудаизм с целью перейти затем в христианство. Они — проказа Израиля. Им можно доверять лишь в двадцать четвертом поколении. Обрядность связывает единоверцев, но обрекает их на замкнутую жизнь в добровольном гетто. Наступает время, когда насмешки Иисуса над обрядностью фарисеев становятся оправданными. Резко возрастают суеверия. Могучий еврейский ум искусственно сжимается на века в кольце бесплодных рассуждений. Еврейские законодатели убеждены, что изучение Талмуда заменяет всякое другое знание, так как в Талмуде заключена полная умственная культура. То, что двадцатый век выплеснул свыше двух десятков евреев Нобелевских лауреатов, получивших в детстве еврейское воспитание, это не заслуга Талмуда. Это случилось вопреки Талмуду и доказывает силу нравственной природы евреев, выдержавших талмудический гнет.