Владимир Цветов - Мафия по-японски

Разговаривая однажды с журналистами, Таока без тени юмора сказал: «Своим богатством я целиком обязан жене. Она очень бережлива и буквально по иене собрала мое состояние, экономя на питании семьи и содержании дома». Журналисты тут же подсчитали, что если бы бережливая жена гангстера действительно опускала в копилку по монетке достоинством в одну иену, то такая копилка должна была бы весить к исходу каждого года более 72 тысяч килограммов.

По 20–30 миллионов иен имели в год гангстеры, стоявшие на одну ступеньку ниже босса. Под их началом находились отдельные княжества преступной империи. Затем следовали лидеры входивших в княжества банд. Они «зарабатывали» в год до 10 миллионов иен. И, наконец, рядовые члены синдиката с трехмиллионным годовым прибытком, что ненамного превышало среднюю в Японии заработную плату. Эти-то якудза и были исполнителями всего того, что задумывал изощренный в злодействе ум Таоки.

Они совершали преступления, садились за них в тюрьму, гибли от ножа или пули. Они управляли 540 лавками, 313 турецкими банями и театрами стриптиза, 233 строительными фирмами — легальными предприятиями «Ямагути гуми». Они же несли на своих плечах всю паразитическую пирамиду синдиката, платя оброк — в среднем 600 тысяч иен в месяц каждый. До подобных поборов не доходили, вероятно, и средневековые самодержцы. 600-тысячный оброк в два с половиной раза превышал ту сумму, какую рядовые гангстеры могли оставить себе. С оброка и кормились все малые и большие, вплоть до вершины пирамиды, боссы «Ямагути гуми».

В Осаке, во владениях «Ямагути гуми», мне удалось поговорить с одним из бывших гангстеров — Такео Икэдой. Икэда был из тех, кто находился в самом низу пирамиды. Вот что я услышал.

— Приняли меня в банду со всей положенной ритуальностью. Босс пригубил чашечку сакэ и передал мне. Я выпил до дна и сделался полноправным якудза. Отрезвление от ритуального сакэ однако, произошло, — сказал Икэда. — Власть над честными людьми, запуганными шантажом, угрозами и террором, — продолжал бывший гангстер, — какое-то время не дает исчезнуть иллюзии, что ты сверхчеловек, но рано или поздно приходит понимание: банда с царящим в ней угнетением ничем не отличается от окружающего мира. Только усугубляется это угнетение феодальными пережитками, из которых и состоит мораль якудза. Подавляющее большинство членов банд обречено на черную, нет, — поправился Икэда, — на кровавую работу. Деньги идут боссу. — Я вспомнил о копилке жены Кадзуо Таоки с сэкономленными неновыми монетками. — Мир якудза, — подытожил Икэда, — оказался миром такой же эксплуатации, как и буржуазное общество.

По лестнице, такой узкой, что плечо касалось стены, я спустился в подвал, откуда неслась музыка. «Бар, в котором собираются кандидаты в убийцы или в самоубийцы» cn — не без горькой иронии рекомендовал мне это место в токийском районе Синдзюку знакомый японский журналист. Довольно просторный зал освещен фиолетовым светом, собственно, даже не зал, скорее лабиринт с грязно-серыми каменными перегородками, доходившими до пояса. В тупичках за низкими столиками мог поместиться только один человек. Присаживаясь к столику, человек исчезал за перегородкой и оказывался таким образом изолированным от окружающих. Если посетитель вдруг и захотел бы переброситься словом с соседом за перегородкой, сделать это он не мог: музыка из огромных динамиков гремела так, что голосов расслышать было нельзя. С официантом объяснялись жестами, благо подавали в баре только пиво.

Посетители — юноши и девушки лет шестнадцати-семнадцати — сидели каждый в своем тупичке. Одни, прикрыв глаза, раскачивались в такт музыке, другие, вперив неподвижный взгляд в стену, словно застыли. Свободных тупичков не было, и я остановился у дверей. Рядом, у входа, заметил парня. Смежив глаза, он под музыку переступал с ноги на ногу. Я пришел в бар, чтобы познакомиться с его завсегдатаями, поэтому, желая привлечь внимание парня, коснулся его плеча.

— Поздно, не пора ли тебе домой? — спросил я. Спросил, чтобы как-то начать разговор.

Парень медленно покачал головой:

— Нет…

— Учишься?

— Нет.

— Почему?

— Бросил.

— А родители у тебя есть?

— Есть.

— Почему ж не идешь домой?

— А я ушел от них.

— Ну, и что теперь думаешь делать?

— Ничего, — пожал плечами парень.

Разговора не получалось. Я сказал:

— Тебе, наверное, просто скучно?

— Нет.

— Нравится здешняя музыка?

— Нет.

— Ты говоришь, учился? А чему?

— Праву.

— В университете?

— Да.

— А почему бросил?

— Неинтересно.

— Ну-у? Не может быть, чтоб юридические науки были неинтересными, — высказал я сомнение.

— Право, — хмуро процедил парень, — выдумка, ложь. — Он уже проявлял нетерпение, хотел скорее попасть в зал.

— На какие же деньги собираешься пить здесь пиво?

— Заработал. Разгружал ящики в магазине.

— Ну ящики. А дальше как собираешься жить? — допытывался я.

— Не знаю…

— Как тебя зовут?

— Юдзиро Кавагоэ.

— Чего тебе надо?

— Ничего.

Юдзиро Кавагоэ лгал, когда говорил, что ему ничего не надо. Ему хотелось тепла и понимания окружающих, удовлетворения от учебы и работы, независимости, которую в его обществе обеспечивает только богатство. Я уверенно говорю это потому, что знаком с итогами обследования, проведенного среди студентов высших учебных заведений. Именно в таком порядке, как сказано выше, перечислялись их желания, скажем точнее — неудовлетворенные желания.

«Сколько бы молодые люди — выходцы из среднего слоя — ни пытались сделать карьеру, добиться признания заслуг, достичь богатства, — написал журнал «Асахи гурафу», — им все равно не угнаться за cn морганами и Рокфеллерами. И они обращаются, — журнал верно обрисовал путь таких, как Юдзиро Кавагоэ, — или к средствам пассивного протеста: отрицают все авторитеты этой системы, опускаются до положения нищих или, наоборот, проникаются страстью крушить систему. И тут им открывают объятия якудза».

Полиция попыталась выяснить, что влечет молодежь в преступный мир. С этой целью был проведен опрос среди 615 якудза моложе 25 лет. Они сидели в тюрьмах или находились под следствием.

«Гангстеры выглядят хладнокровными, уверенными в себе» — первая причина, указанная молодыми преступниками. «Гангстеры — сильные люди и могут благодаря силе многого добиться» — другой ответ опрошенных. Приобщи суд результаты опроса к уголовным делам этих якудза, он вполне мог бы вынести частное определение в адрес телевидения, кинематографа, книжных издательств. Именно они создали притягательный для юношества облик гангстера.

Бар, в котором я познакомился с Юдзиро Кавагоэ, располагался в самом центре района Синдзюку, там, где сплошь — кинотеатры. С рекламных щитов, с видеоэкранов, выставленных у входа в кинотеатры, палили из револьверов и автоматов, бросали гранаты, запускали боевые ракеты, рубили мечами, душили, резали люди в шикарных кимоно и черных очках, в костюмах из всемирно прославленных парижских домов моделей и черных очках, полуголые, с разноцветной татуировкой от шеи и до пят и, разумеется, в черных очках. И делали это неизменно хладнокровно, с уверенностью в своей правоте и силе.