Николай Лесков - Письма Н. Лескова (Сборник)

Что над Л. Н. «смеются», это ничего. И над нами смеются, и я знаю, когда этому надо радоваться, и радуюсь, но… «если я знаю, что через это претыкается брат мой, – лучше я этого не буду делать».

С братской любовью и уважением целую Вашу руку.

Н. Лесков.

23 января 1892 г., Петербург.

Достоуважаемый Дмитрий Николаевич!

Очень сожалею, что Вы меня вчера не застали. Однако это – совершенная случайность. Я почти не выхожу из дома, а в этот вечер мягкая погода выманила меня прокатиться. С утра до 2-х часов я никогда не выхожу из дома и с 6-ти вечера тоже бываю дома. Но вечерами я по большей части бываю слаб и ненадежен, а утром нервы мои спокойнее и я бодрее. На всякий случай я приготовлю Вам «Женские типы по Прологу», – это любопытно и не острее статей Ключевского «Жития святых как исторический материал», но я уж и разобрать их могу теперь: «что льзя и то, чего не можно».

Ваш Н. Лесков.

18 марта 1892 г., Петербург.

Фельетон о балах очень хорош, то есть – любопытен, обстоятелен и толковито написан, по обдуманному и ранее сочиненному в голове плану. В это ужаснейшее время разнузданного литературного neglige [35]и это уже заставляет радоваться или по крайней мере не создает повода к мучению для литературного вкуса, и за это Вам спасибо. А «дань своему веку» все-таки и Вами воздана!.. Где это Вы слыхали, что «рука» будто может «встряхивать болото»?.. Как может это переносить Ваше ухо и как такая нелепица может согласоваться в умопредставлении образованного человека? Рука Петра могла расшевелить застоявшееся болото и разворошить его, или освежить, или очистить, но… «встряхнуть болото». Вы только подумайте: как это так представить, что болото встряхивают!.. Как Вам это не стыдно так писать?!. Была грязная улица, но проехал генерал Ш<���у>б<���инский> и «встряхнул ее». Что за нелепость! Как это быть может?..

Вы не во всем «за обществом»-то поспевайте, а держитесь кое в чем и лучшего, чем то, что оно теперь одобряет и ободряет. А впрочем, как Вам угодно.

Сегодня и завтра (в четверг) ухожу из дома в 2 ч. непременно.

Преданный Вам

Н. Лесков.

23 марта 1892 г., Петербург.

Уважаемый Сергей Николаевич!

Писавши Вам о Вашем фельетоне с похвалою его обстоятельному изложению, я все-таки, кажется, погрешил против тона дружелюбия, которого был обязан держаться. Ненавистные недостатки характера всё приводят меня к резким словам, о которых я после сожалею и стараюсь себя за них исправлять сознанием своей виновности. А потому, если в письме моем было что-нибудь неуместное, то простите мне это и верьте, что это было сказано не с худым намерением, а с хорошим; а только сам я очень нехорош, и через это у меня часто и хорошее нехорошо выходит.

Пожалуйста простите!

Преданный Вам

Н. Лесков.

21 мая 1892 г., Петербург.

Любезный друг Боря!

Письмо твое получил. Переводы из Оссиана пришли мне: я подумаю, как их устроить. Все равно – пришли. О значении Оссиана думают разно, но более глубоких взглядов люди чтут его поэзию за самое ее свойство , а не судят о ней только «исторически». Я люблю Оссиана и нахожу его поэзию прекрасною. Так же она нравится Влад. Соловьеву. Но есть – которым она не нравится. – Писать я тебе советую продолжать: у тебя есть стих и чувства очень хорошего сорта. Библию прочесть надо. Там есть дивные книги, но не все. Читал ли ты брошюру Генри Друмонда (перевод Долгова) «Самое великое в мире»? Советую прочитать и потом еще и еще раз прочитать. В литературе совсем не «всё отрицания». Ты напрасно так огорчаешься на литературу. Являются вещи превосходные и оживляющие.

Очень рад, что жажда света в духе твоем не утоляется, а горит. «Кто ищет – тот и найдет». Не дай бог тебе познать успокоение и довольство собою и окружающим, а пусть тебя томит и мучит «святое недовольство». Тогда будешь расти, а иначе «одебелеет и утучнится сердце твое, и будешь яко свиния в теплом кале», – от чего и да сохранит нас живой бог, «живущий в движении естества».

Любящий тебя

Н. Лесков.

Выезжаю завтра. – Адрес: Нарва, Шмецк, 4.

11 октября 1892 г., Петербург.

Здесь все Ваши письма, которые я от Вас получал и сохранил, а теперь желаю возвратить их Вам при себе. Прошу Вас не объяснять этого ничем иным, как моим желанием, чтобы при какой-нибудь случайности письма эти не попали в руки людей посторонних.

Н. Л.

12 октября 1892 г., Петербург.

Достоуважаемый Алексей Сергеевич!

Я послал Вам Ваши письма не в надежде получить за них от Вас благодарность. Мне ничего не нужно. Я болен ангиною, которая не шутит и не медлит. Я не хотел угнетать себя мыслью, что без меня станут делать из писанных ко мне писем такое употребление, какого я не хотел. Другие письма я мог бы сжечь и быть покоен, но с Вашими я не хотел этого сделать, потому что знаю, что есть толки, будто я вел записки и оставлю в них расплату с людьми, которые обходились со мною не с добром. А так как это ложь , то я послал Вам Ваши письма, чтобы Вы их уничтожили сами. Больше ничего. Благодарить меня Вам, конечно, не за что. О моих письмах тоже не заботьтесь: такое или иное отношение к ним для меня уже не имеет никакой разницы. Помню, что я всегда искал мира и берег его и другим не вредил. Словом – это не важно. Мне важно то, чтобы знали, что я на Вас ничего не собирал, не составлял и составлять не намеревался и не буду. Мне ничего не нужно от Вас, а Вам от меня, но между нами все чисто. Вот и все.

Мяса не ешьте. Это дело в виду у всякого, кто захочет быть к себе внимательным. В Одессе одною умнейшею дамою написана чудесная книга для стола без убоины. Жаль, что все это так не скоро издается. Надо бы поднимать пищевые вопросы к предстоящей гигиенической выставке: Вы, бывало, хорошо чуяли, что своевременно… Подумайте-ка об этом не с рутинерами и с обжорами!.. Землю-то надо обратить в «рай» – в «сад, насажденный богом» (умом). Этика пищи – великий вопрос. Не должно быть голодных и обжор! Теперь 9/10 пищевых продуктов пропадает даром. Неужто это так и следует? – Курить надо бросить. Я давно не курю и вина не пью, но привычка курить всех других сильнее. Но все равно – надо бросить. Моя болезнь (ангина), конечно, неизлечима, но с тех пор, как я не ем мяса (теперь как раз год), – я страдаю меньше, и могу читать, и иногда могу писать. Другое мне ничто не помогало. К вегетарианству я перешел по совету Бертенсона ; но, конечно, при собственном моем к этому влечении. Я всегда возмущался «бойнею» и думал, что это не должно быть так.