Дмитрий Калюжный - Армагеддон завтра (учебник для желающих выжить)

Изредка города очищались: когда в Париже в 1666 г. вследствие непрекращающихся чумных эпидемий была произведена подобная очистка улиц, то в её честь не только слагались поэмы, но были чеканены две медали в память об этом чрезвычайно знаменательном историческом событии. Дижонский врач Жаре (XVIII в.) в ярких красках описывает весь ужас погребения мёртвых в церквах и указывает на огромные опасности, связанные с таким соседством для населения, ибо земля и воздух отравлялись трупами погребённых, „вследствие чего испарения, исходящие от мертвых, убивали живых“. Сохранилось описание одного из кладбищ Парижа, которое было устроено так, что в прилежащих к этой местности домах от зловония припасы портились в течение нескольких часов».

За последние полтора столетия индустриальная эпоха кардинально изменила характер массового жилья, что не могло соответствующим образом не сказаться на культуре, массовой психологии, социально-экономических отношениях и т. д. Есть ещё кое-где и грязь, и зараза, но в большинстве городов «цивилизованного мира» городское жильё – это многоэтажный дом с горячей и холодной водой, канализацией, электричеством, централизованным отоплением, системой мусороудаления. Для людей, живущих в домах без удобств, современная благоустроенная квартира часто представляется верхом совершенства. Однако достигается это совершенство затратами колоссального количества энергии и, по крайней мере в России (вовсю торгующей энергоресурсами) становится недостижимым для многих городов.

Поразительнее всего, что люди не замечают: вся та грязь, которой раньше впрямую любовались короли, никуда не делась. Она просто спрятана от зрения (и обоняния). Но она – с нами.

Человечество, как мы напоминали уже не раз, живая динамическая система, часть биосферы. А любая система потенциально содержит в себе как порядок, так и его противоположность, беспорядок. Человеческое сообщество, развиваясь, снижает меру своей неупорядоченности, достигая всё большей организации, регламентации и управляемости, в том числе в сфере сангигиены. Казалось бы, это хорошо. Да, если бы не один вопрос: а куда же девался внутренний беспорядок?

Беспорядок, отрицательная сторона деятельности людей по улучшению своей жизни, не исчезает «в никуда», а просто перекладывается в другое место и, представьте себе, может вернуться обратно с совершенно неожиданной стороны. Вот небольшой бытовой пример. Ваша квартира сияет чистотой, вы навели в ней полный порядок. А беспорядок? Вы его выкинули: мусор, грязь и пыль на помойку, мыльную воду и химические чистящие средства под ближайший куст или, через канализацию, в реку. А тараканам, насыпав яду, создали столь невыносимые условия, что они сбежали к вашим соседям. Потом вы будете пить воду из этой речки, есть ягоды с того куста и снова знакомиться со своими тараканами, когда их прогонит ваш сосед.

Всегда при уменьшении энтропии в данной системе лишний беспорядок «выкидывается» вовне, тем самым энтропия внешнего мира увеличивается. Производственная деятельность людей увеличивает беспорядок в биосфере: состояние окружающей среды ухудшается.

…В Советской России дом представляли как жилище рабочего или, иначе, жилище при предприятии. Концепция такого жилья разрабатывалась в 1920-х годах. Считалось, что рабочему не нужно много громадных комнат с излишне роскошной отделкой. Для удобства проживающих необходимо и достаточно, чтобы в квартире была отдельная комната для сна, вторая, где рабочий с семьёй мог бы проводить свободные часы, и кухня. К этому набору комнат предлагали ещё переднюю с ванной комнатой, но позже решили, что достаточно умывального места на кухне (и общественной бани на улице), а кладовые для продуктов (как было в доходных домах) заменили подоконными шкафчиками. То есть, жилище для рабочего, по представлению идеологов тех лет, это – сон, питание, гигиена тела.

И не обошлось здесь без идеи Ле Корбюзье о жилище, как «машине для жилья». Отсюда выросла и практика застройки населённых пунктов одинаковыми домами. Дом превратился в подобие ящика, а программа для ящика достаточно проста: положи в него вещь, и пусть лежит. Так человек был низведён до вещи, единицы «рабочей силы». И не только в нашем социалистическом Отечестве, а повсюду.

Такое отношение к жилищу происходило от общей – ну, не концепции, а направленности мышления. В медицинских институтах изучали физиологию деторождения, в экономических читали курс «воспроизводство рабочей силы», вместо писателей готовили инженеров человеческих душ. Неявно, а иногда и явно подразумевалось, что человек – приложение к экономике, деталь механизма по производству продукции. На Западе человек был ещё и потребляющей блага единицей, а в нашей стране – придатком к дружбе народов. О человеке как человеке не думал никто.

И сейчас не думает.

Поэтому не надо удивляться, что дом строили не для человека, а для детали механизма. Надо, чтобы деталь сохраняла свои функциональные качества, так вот тебе, деталь, спальня для восстановления физических сил и воспроизводства рабочих кадров, гостиная для воспитания этих малолетних кадров, и кухня, шесть квадратов на всю ораву. Но жилище – как целое – неотъемлемый атрибут жизни человека, а потому упрощая его, заведомо сводя к минимуму программу жилища, заменяя его «машинами для жилья» и прочим суррогатом, «на выходе» получали дом-убийцу (экоцид по-гречески). Для человека (обладающего качествами одновременно фермиона и бозона), такое убожество невыносимо, но как только он начинал его украшать рюшечками и цветочками, прибегали инженеры человеческих душ и начинали обличать мещанство и низкопоклонство. Сами они, правда, старались жить получше простого рабочего.

Но любая структура, однажды возникнув, эволюционирует дальше сама, в зависимости от наличия ресурсов. Строительная отрасль не стала исключением. Повсюду дома становились всё качественнее, в том числе в СССР. В известный момент СССР закончился, а всё остальное, в том числе строительная отрасль, осталось. Задача получения прибыли заставляла строить больше, быстрее, с меньшими затратами. В больших городах практически перестали обращать внимание на развитие инженерных сетей; новые дома ставили посреди старой застройки, присоединяя к старой же системе коммуникаций.

Что в Нью-Йорке, что в Москве дороговизна земли гнала строителей вверх. Теперь в простенькой высотке, занимающей на земле площадь 30х30 метров, живёт народу больше, чем в старину на площади в сто квадратных километров. Всем им надо где-то ходить и на чём-то ездить; улицы забиты машинами; пробки вызывают стрессы, а затем и психические заболевания; сам воздух отравляет людей. Из-за повсеместной деградации городской среды всё хуже гигиенические условия проживания. Было бы логичным установить предельные нормы допустимого вреда от жилья, так сказать, разрешённый «выхлоп», как в случае с автомобилями. Но люди находят другой выход: в загородном отдыхе, а богатые всех стран явственно предпочитают городу более дорогие одноквартирные двух– и одноэтажные дома «на природе».