Дмитрий Калюжный - Дело и Слово. История России с точки зрения теории эволюции

Пока речи идут на этих высотах, Сталин молчит и сосёт свою трубку. Собственно говоря, его мнение Зиновьеву и Каменеву не интересно – они убеждены, что в вопросах политической стратегии мнение Сталина интереса вообще не представляет. Но Каменев человек очень вежливый и тактичный. Поэтому он говорит: «А вы, товарищ Сталин, что вы думаете по этому вопросу?» – «А, – говорит товарищ Сталин, – по какому именно вопросу?» (Действительно, вопросов было поднято много.) Каменев, стараясь снизойти до уровня Сталина, говорит: «А вот по вопросу, как завоевать большинство в партии». – «Знаете, товарищи, – говорит Сталин, – что я думаю по этому поводу: я считаю, что совершенно неважно, кто и как будет в партии голосовать; но вот что чрезвычайно важно, это – кто и как будет считать голоса». Даже Каменев, который уж должен знать Сталина, выразительно откашливается.

На следующий день Сталин вызывает к себе в кабинет Назаретяна и долго с ним совещается. Назаретян выходит из кабинета довольно кислый. Но он человек послушный. В тот же день постановлением Оргбюро он назначен заведующим партийным отделом «Правды» и приступает к работе.

В «Правду» поступают отчёты о собраниях партийных организаций и результаты голосований, в особенности по Москве. Работа Назаретяна очень проста. На собрании такой-то ячейки за ЦК голосовало, скажем, 300 человек, против – 600; Назаретян переправляет: за ЦК – 600, против – 300. Так это и печатается в «Правде». И так по всем организациям. Конечно, ячейка, прочтя в «Правде» ложный отчёт о результатах её голосования, протестует, звонит в «Правду», добивается отдела партийной жизни. Назаретян вежливо отвечает, обещает немедленно проверить. По проверке оказывается, что «вы совершенно правы, произошла досадная ошибка, перепутали в типографии; знаете, они очень перегружены; редакция «Правды» приносит вам свои извинения; будет напечатано исправление». Каждая ячейка полагает, что это единичная ошибка, происшедшая только с ней, и не догадывается, что это происходит по большинству ячеек. Между тем постепенно создаётся общая картина, что ЦК начинает выигрывать по всей линии. Провинция становится осторожнее и начинает идти за Москвой, то есть за ЦК.

Между тем на Политбюро разражается буря. Правда, буря в стакане воды.

Дело в том, что Мехлис и Каннер, нуждаясь в помощниках, берут в помощь себе сотрудников с неопределёнными функциями… Мехлис взял к себе в помощь двух человек, во-первых, Маховера, который был управляющим делами ЦК комсомола и теперь по возрасту ушёл из комсомола и переходит на партийную линию (он кончит тем, что будет в момент самоубийства Орджоникидзе его личным и преданным секретарём); во-вторых, Южака, чрезвычайно круглолицего и краснолицего молодого еврея.

Назаретян – человек очень аккуратный. Он не только переправляет результаты голосования организаций, но, чтобы Сталин отдавал себе правильный отчёт в истинном положении дел, посылает Сталину сводки и о том, как голосуют на самом деле, и о том, как «Правда» это переделывает.

Мехлис докладывает эти сводки Сталину. Совершенно неожиданно для сталинского секретариата Южак оказывается скрытым троцкистом. Сводки болтаются на столе у Мехлиса. Южак их похищает и доставляет Троцкому. Троцкий устраивает скандал на заседании Политбюро. Всем ясно, что Назаретян работает по сталинскому поручению. Члены Политбюро делают вид, что разделяют справедливое негодование Троцкого, и Сталин первый. Он обещает немедленно произвести расследование. Расследование длится неделю, но к его концу вообще уже всё кончено, нужный результат достигнут, машина пошла в обратную сторону, большинство переходит на сторону ЦК, оппозиция потерпела поражение».

На наш взгляд, здесь описан очень интересный и характерный эпизод манипулирования общественным мнением. И дело не в идеях. Кто там был прав: Троцкий, правая оппозиция или ЦК, – не суть важно. Главное, что небольшая группа, и даже один человек, имея возможность транслировать только выгодную ему информацию, а тем более препарировать любую информацию в нужном ему ключе, изменяет умонастроения в обществе.

Затем на протяжении десятилетий общество было уверено, что мудрое ЦК разгромило вредоносную оппозицию, и это вызывало у людей доверие к дальнейшим действиям ЦК. А ведь в тот период в партийной прессе наличествовала полная свобода слова! По всей стране шли дискуссии, и партийные газеты на местах публиковали отчёты о них!

Вот только большинство «беспартийной массы», то есть народ, жил сам по себе, не принимая участия в дискуссиях, не имея возможности влиять на собственную судьбу. Оказалось, что есть народ, и есть правящая прослойка. А мы писали уже, что в императорской России такой прослойкой было дворянство, при социализме – партноменклатура. И поразительно, что современная демократическая номенклатура – та же самая прослойка – действует куда изощрённее, нежели партноменклатура советского периода, а народ по-прежнему не может влиять на свою судьбу.

Известно, что в начале 1990-х около 85% населения России не поддерживало радикальное крыло реформаторов (Гайдара, Чубайса и др.), и до сих пор не поддерживает антисоветские, а вернее – антироссийские установки этих радикальных политиков. В подтверждение этому – международное исследование «Барометр новых демократий», проводившееся с 1991 года в бывших соцстранах и всех республиках СССР.

Вот выводы руководителей проекта Р. Роуза (Великобритания) и К. Харпфера (Австрия), опубликованные в августе 1996 года:

«В бывших советских республиках практически все опрошенные положительно оценивают прошлое, и никто не даёт положительных оценок нынешней экономической системе» . Если точнее, то положительные оценки советской экономической системе дали в России 72%, в Белоруссии 88% и на Украине 90%.

Также известно, что в те годы телевидение оказалось узурпированным небольшой социальной группой, агрессивно настроенной против большинства аудитории – и, соответственно, выступало за радикальные реформы и очерняло советское прошлое.

Между тем к телевидению люди по инерции относились как к форуму, на котором можно услышать разные мнения. На деле же из него получился центр программирования мнений. Так, телевидение определённо и жёстко занимало антипарламентскую позицию, поскольку из-за большого числа депутатов никак не удавалось сделать Госдуму полностью контролируемой, даже при отсутствии у неё реальной власти. Все репортажи из Госдумы давались телевидением с враждебной или глумливой интонацией и с практически полной деформацией сути обсуждаемых вопросов.