Виталий Бернштейн - Литературные заметки

Помню, в первые «оттепельные» годы состоялось обсуждение нашумевшего тогда романа Дудинцева «Не хлебом единым». Выступал и Паустовский. В памяти сохранились его слова: «Я горжусь тем, что ни в одной моей книге нет имени Сталина». Хотя бы так. Действительно, наблюдая творимое вокруг зло, далеко не каждый находит в себе мужество выступить против, положить жизнь за правду. У многих ли писателей хватило такого мужества? Гумилев, Мандельштам... Но если этого мужества нет, то надо хотя бы найти внутренние силы, чтобы не вторить волчьему хору, остаться в стороне. (Хорошо написала когда-то по этому поводу Цветаева: «Отказываюсь выть с волками площадей»).

Почему же и такой программы-минимум Эренбург, да и многие другие выдающиеся деятели культуры тех лет не осилили? Неужели просто ради «чечевичной похлебки»? Увы, они ушли в мир иной, и кто теперь высветит до дна их души...

(опубликовано в газете «Новое русское слово», Нью-Йорк, 8 ноября 1996 г.)

Побывав недавно в России, я имел возможность посмотреть «Сибирского цирюльника». Этот художественный фильм рассказывает о Москве восьмидесятых годов девятнадцатого столетия, о жизни московских юнкеров. Не стоило еще раз возвращаться к фильму, о котором уже много писали, если бы не удивительное, на мой взгляд, обилие допущенных в нем неточностей.

«Сибирский цирюльник» – детище Никиты Михалкова, который выступает в четырех ипостасях: соавтора сценария, постановщика, исполнителя одной из ролей, а также, как сообщается на экране, автора «оригинальной идеи». Что последнее означает, мне не совсем понятно. Но ясно одно – все недоуменные вопросы по поводу фильма следует адресовать Михалкову.

Сильная сторона фильма – подбор актеров на главные роли. Меньшиков, Петренко, известная американская актриса Ормонд – профессионалы в хорошем смысле слова и стараются по мере возможностей, отпущенных им сценарием, создать на экране полнокровные образы. Особо следует отметить Петренко, ярко играющего запойные приключения на масленице своего героя – генерала, который командует юнкерским училищем. Вообще картины масленичного гулянья сделаны красочно, с размахом, относятся к наиболее удавшимся в фильме.

Очевидный недостаток – затянутость фильма, он длится около трех часов. Нет никакой необходимости, например, в сценах, где появляется – спустя двадцать лет после основных событий – сын главной героини, американки Джейн. Его функция – получать письма от матери, в которых та вспоминает минувшие дни. С помощью этого приема автор «оригинальной идеи» старается разъяснить зрителю отдельные, не всегда мотивированные повороты сюжета.

Сын Джейн проходит службу в американской армии. На экране, поверх изображения появляются большие цифры: 1905 – время действия. Над военным лагерем гордо реет американский флаг, на нем 50 звезд. Как известно, количество звезд на американском флаге соответствует числу штатов. Действительно, ныне в составе США 50 штатов. А вот в 1905 году в состав США входили только 46 штатов.

В лагере сын Джейн чуть ли не сутки разгуливает в противогазе, демонстрируя тем самым свою беззаветную любовь к Моцарту. Великий композитор, конечно, заслуживает всяческой любви. Однако о противогазах в те годы еще никто и не слышал. Они появились значительно позже – во время Первой мировой войны, после того, как в боевой обстановке немцы стали применять отравляющие газы.

Юнкер Андрей, возлюбленный Джейн, ревнует к ней командира своего училища. В отместку прямо в театральном зале, посреди представления Андрей бьет генерала смычком по голове, у того с лысины сваливается парик. На следующее утро московские газеты выходят с сообщением о происшедшем. Но между этими двумя эпизодами – в театре и на московских улицах – вклинился еще один: в тюрьме у арестованного Андрея выбривают правую половину головы. Действительно, в те времена так поступали с преступниками, приговоренными к каторжным работам. Но ведь прошло всего несколько часов после ареста, ведь еще не было никакого суда, никакого приговора?

Взволнованная Джейн бежит к воротам тюрьмы. В воротах открывается небольшое оконце, дежурный долго допытывается, кем она приходится арестованному, и в свидании отказывает. Закавыка, однако, в том, что Джейн не говорит по-русски. Но выход найден – ее собеседник говорит по-английски. Может, в те времена у тюремных ворот, действительно, дежурили прекрасно образованные офицеры, знающие иностранные языки? Чтобы проверить это, открываю «Воскресенье» Толстого. Нехлюдов посещал Катюшу Маслову в той же самой Бутырской тюрьме и в те же самые восьмидесятые годы девятнадцатого столетия. Служащих тюрьмы, с которыми Нехлюдов каждый раз имел дело у ворот, Толстой называет «надзирателями». О месте надзирателей в иерархии тюремных должностей говорит следующая цитата из романа: «Фельдфебель строго обратился к надзирателю». Итак, надзиратели ходят под фельдфебелем. Еще те знатоки английского...

Суд приговаривает Андрея к каторжным работам в Сибири. Автору «оригинальной идеи» нужен этот приговор – иначе теряет смысл само название фильма «Сибирский цирюльник». Но вина ревнивца Андрея явно не тянет на подобное наказание. Поэтому в фильме используется следующий сюжетный ход: на суде юнкеру предъявляют обвинение в покушении на великого князя, который тоже присутствовал в театре. А генерал, дескать, пострадал потому, что грудью заслонил великого князя. Мне кажется, Никита Михалков тут явно перепутал эпохи. Это позднее, в сталинские времена, работали таким образом знаменитые тройки, которые при закрытых дверях могли «пришить» обвиняемому, иногда даже в его отсутствие, что угодно, включая покушение на «вождя народов» и его сподвижников. А в восьмидесятых годах девятнадцатого столетия существовал суд присяжных, существовали адвокаты, было общественное мнение. (Вспомним суд над Засулич, стрелявшей в 1878 году в Петербургского градоначальника; присяжные, увы, оправдали ее). Неужели никто из нескольких сотен театральных зрителей, присутствовавших в зале при ударе смычка по генеральской макушке, не осмелился свидетельствовать на суде, что никакого покушения на великого князя не было? Не верю...

Есть ошибки в сценах, показывающих конвоирование заключенных из тюрьмы на вокзал. В фильме их путь пролегает мимо храма Христа Спасителя. Конечно, колонна кандальников выигрышно смотрится на его фоне. Только непонятно, как их туда занесло. Бутырская тюрьма, пункт отправления, – там, где Бутырский вал соединяется с Тверской. Пункт назначения – тогдашний вокзал Нижегородской железной дороги (площадь трех вокзалов). В книге «Москва и москвичи» Гиляровский вспоминает, что путь каторжан между этими точками пролегал по Садовому кольцу. И не было никакой нужды делать огромный крюк к храму Христа Спасителя.