Максим Сбойчаков - Они брали рейхстаг

Не тот ли это немец, которого ищет Бодров?

По ухабистой дороге прыгала полуторка.

Недавно назначенный замполитом батальона, Алексей Берест поторапливал шофера: с опозданием пришло извещение о прибытии на станцию пополнения, которое ему поручено сопровождать в часть. Едва автомашина остановилась, побежал к военному коменданту, а оттуда в сквер. Построив людей, объявил:

– Товарищи! До места расположения части – двадцать пять километров. Мы имеем одну полуторку. Слабые есть?

В наступившей тишине за всех ответил Бодров:

– Мы, товарищ лейтенант, готовы до самого Берлина пешком идти. В машине не нуждаемся.

Берест с любопытством посмотрел на пожилого усатого бойца, похоже, бывалого фронтовика, улыбнулся:

– Рад встретить такое пополнение. Что ж, тогда за мной – шагом марш!

– Наконец-то дома! – вырвалось у Неустроева, когда он добрался до леса, в котором размещались землянки 756-го стрелкового полка. Кажется, только теперь поверил, что вернулся в строй. Остановился, перевел дыхание и быстро пошел по утоптанной дорожке к штабу. У землянки стоял приземистый офицер. Издали Неустроев узнал командира полка Зинченко. Начал было докладывать о своем прибытии, но полковник, шагнув навстречу, крепко обнял его. Довольный приездом комбата, весело проговорил:

– Вижу: молодец молодцом! А как ноги? Надеюсь, форсированный марш выдержат?

Неустроев утвердительно кивнул головой.

– Чудеса наши хирурги творят, – развел руками полковник. – Поэтому я и заявку на комбата не давал. Верил – вернешься. Рад, рад, что дождался!

Неустроев улыбнулся. Его сейчас все радовало, и прежде всего сам Зинченко. Все такой же. Сердечная доброта уживалась в нем со строгостью и вспыльчивостью. Особенно раздражителен бывал он во время боя. Малейшая оплошность подчиненных вызывает его гнев. Но быстро отходит и зла не помнит. Должно быть, многие командиры бывают такими – трудно ведь сохранять в бою спокойствие… Недаром в Боевом уставе пехоты сказано: бой – высшее испытание моральных и физических качеств воина…

Ему очень хотелось узнать полковые новости, но Зинченко все расспрашивал. Только в конце беседы, заметив нетерпение Неустроева, объяснил:

– Я не говорю о наших делах, потому что скоро начнется инструктаж, там все и узнаешь. Вон там, на клубной площадке, уже собираются офицеры. Давай-ка туда, а я забегу за документами, и сразу же начнем.

На площадке к Неустроеву подбежали командиры рот Куксин и Гусельников. Расцеловались. Подошел пожилой седоволосый капитан и, попросив извинения, четко представился:

– Заместитель командира третьего стрелкового батальона по строевой части капитан Ярунов.

Здороваясь с ним, Неустроев обратил внимание на подтянутый вид капитана, на выправку: «Хорош строевик, сразу видно».

Командир полка открыл совещание.

Оказывается, вся 3-я ударная армия, в состав которой входила и 150-я Идрицкая стрелковая дивизия, а стало быть, и 756-й полк, передислоцировалась из Прибалтики сюда, на Вислу. Здесь, на удалении двадцати – тридцати километров от линии фронта, подразделения будут пополнены. Сколько продлится передышка – неизвестно. Но использовать время нужно как можно лучше для подготовки к будущим боям. Не исключено, что придется форсировать Вислу, вести уличные бои в Варшаве, сокрушать полевые укрепления на территории Польши.

Все бы ничего, да потери большие! Об этом можно судить даже по родному третьему батальону. И хотя комполка заверил, что пополнение скоро придет, горькое чувство не покидает. Разве можно забыть боевых друзей? Лишь в батальоне комбат опять повеселел. Старослужащие солдаты радостно приветствовали его.

До позднего вечера проговорил со своим новым заместителем. Дотошный этот Ярунов. Все расспрашивал, как да где жил, где воевать пришлось. О делах насущных говорил по-хозяйски расчетливо.

– Получим пополнение, такой батальон сколотим – любо-дорого. А пока с наличным составом продолжим занятия. Землянки вот улучшать надо, пусть солдаты хорошенько отдыхают…

«Толковый старикан, – решил Степан. – Еще бы замполита дельного… Говорят, уже назначен, поехал за пополнением. Каким он окажется?»

Понравился комбату и старший лейтенант Гусев, прибывший на должность адъютанта старшего. Сухой, подтянутый. Глаза прищуренные, смелые. На фронте с начала войны. Участвовал в героической обороне Могилева в сорок первом, отступал.

– Все понимали, что отступление еще более трудное дело, чем оборона, – попыхивая трубкой, рассказывал Гусев. – Ведь мы были уже в тылу у врага. Ночью скрытно вышли к берегу Днепра. Ни лодок, ни других средств для переправы. Одна надежда: под покровом темноты пуститься вплавь. Но лучи немецких прожекторов непрерывно шарят по реке и берегам, разрывают тьму. Туда, где падает свет, стреляют вражеские пулеметы и пушки.

Не чудным, а невероятно мрачным и страшным показался мне тогда Днепр: река кипела от разрывов мин и снарядов. Мы не знали, что ждет нас на левом берегу. Ведь там фашисты. Ощущение такое, будто тебя зажали в тиски. И все-таки надо плыть, надо пробиваться к своим. Комдив одним из первых вошел в клокочущую воду, за ним – остальные…

Намокшая одежда отяжелела, сковывала движения, налитые водой сапоги тянули вниз. Нужно снять их, а как? Сделать это в воде совсем не просто, не раз пришлось хлебнуть водицы. Удалось сбросить лишь один сапог, но все равно полегчало. Теперь мешала винтовка, но ее на дно реки, как сапог, не пустишь: переправиться без оружия – все равно что утонуть.

Плясали лучи вражеских прожекторов, и дробь пулеметных очередей раскатывалась по реке. По вспышкам я заметил два станковых пулемета, установленных на взорванном железнодорожном мосту, пролеты которого свисали над рекой… «Удобную позицию выбрали, сволочи, – как по мишеням бьют с высоты».

Тяжелее намокшей одежды было чувство беспомощности. По тебе стреляют, а ты совсем беззащитен, хотя и с винтовкой.

Наконец показались кусты. Берег! И вдруг блеснуло множество вспышек, послышался треск автоматов – фашисты стреляли в упор…

А защитники Могилева все плыли и плыли навстречу огненным струям. И плыли они с одной мыслью – ринуться на врага…

Гусев рассказал о том, как ему пришлось возглавить группу из оставшихся в живых двадцати двух человек, как много дней пришлось вести ее по лесам, отбиваясь от врага.

Пятницкий принес в котелках обед и молча поставил на стол. Неустроев был голоден, но ординарец почему-то медлил – долго искал нож, еще дольше протирал полотенцем ложки…

Знал бы комбат, как тяжело сейчас у ординарца на душе…

А случилось вот что.

Когда Петр ожидал у кухни немного запоздавший обед, подошел незнакомый лейтенант – и сразу к повару с расспросами: как-де с продуктами, вовремя ли поступают? Глаза голубоватые, острые. Едва ли от такого что ускользнет. Пока повар объяснял, лейтенант заметил небольшой котел.