Виктор Леонов - Готовься к подвигу сегодня

Как поступить? Отказаться — будет бой, и он обязательно перекинется на порт, а положение нашего десанта тяжелое. Пойти — рискованно, однако смысл есть. Так просто, сразу они нас не убьют, а в ходе переговоров можно найти какой-то выход.

В штаб пошли десять человек. Отряд под командованием Героя Советского Союза мичмана Александра Никандрова остался на месте. По дороге к штабу японские офицеры вежливо информировали нас о мощности своей обороны. Мы понимали, что это психологический шаг. Хотелось повернуть обратно. Уж лучше бой. По крайней мере все ясно, а тут неизвестно, что выкинут самураи, когда мы окажемся в штабе.

Двух разведчиков я оставил для связи на улице, а восемь человек вошли в кабинет начальника аэродрома. Там было десятка два офицеров. Мы вежливо поприветствовали друг друга, сели, и переговоры начались. Мгновенно пропали улыбки на лицах японских офицеров, а начальник аэродрома, полковник, сурово спросил:

— Где наши офицеры?

Что я мог ответить? Только так:

— У нас на корабле, ведут переговоры.

— Надеюсь, они в безопасности?

— Безусловно, все делается добровольно, — спокойно заверил я. — Мы пришли узнать, когда вы будете сдаваться в плен.

Полковник встал, а за ним вскочили и остальные офицеры:

— Сдаваться в плен мы не имеем права, и нет оснований вести эти разговоры, по крайней мере до тех пор, пока наше командование не вернется с вашего корабля. Я принял решение до возвращения нашего командования задержать вас как заложников, а солдаты, которые высадились вместе с вами, пусть немедленно покинут аэродром, иначе все будут уничтожены.

Я взглянул на своих товарищей, и мне стало ясно, что они готовы к решительным действиям. Японские офицеры напряженно ждали ответа. Но почему же, объявив заложниками, полковник не приказал нас разоружить? Значит, он боялся, боялся смерти. И я сказал:

— Пожалуй, мы готовы умереть. Но только после вас.

Тем временем Иван Гузненков открыл окно, показывая жестом, что тут можно прыгнуть. Андрей Пшеничных подошел к двери, закрыл ее на ключ и положил его в карман, а у двери встал с автоматом Владимир Оляшев. Дмитрий Соколов подошел вплотную к полковнику, а Семен Агафонов стал легонько, не торопясь, подбрасывать гранату, будто это детская игрушка. Японцы все время следили за гранатой и чуть вздрагивали. В глазах у них был страх. Полковник попросил перейти к переговорам.

— Мы согласны оформить решение и объявить его командирам частей, но для этого нам необходимо провести короткое совещание.

— Нет, — ответил я, — бумага у вас есть, чернила тоже, пишите приказ.

— Это будет формальная бумага, мы не сумеем довести ее до подчиненных, — заявил полковник.

— Ничего, как-нибудь осилим эту задачу, был бы приказ, — ответил я.

Приказ был подписан. Я вручил его майору, который все время давал какие-то указания другим офицерам, и сказал:

— Здесь достаточно телефонов, используйте их. В окно видно летное поле. Как только ваши войска построятся без оружия на летном поле, а я получу об этом сигнал от своих товарищей, мы вместе выйдем из помещения штаба.

Минут через сорок войска были выстроены, я получил сигнал от Никандрова, и мы вышли на улицу.

Солдаты были построены по четыре. Получилась слишком длинная колонна, а вести ее нужно было вокруг бухты в одну из школ. Чтобы не распылять силы конвоя, мы решили перестроить колонну по восемь солдат в ряд, но все равно конвоировать такую колонну нам было не под силу. Тогда я приказал полковнику и майору сесть в легковую машину вместе со мной, всем офицерам, которые были в штабе, в автобус, а войскам под руководством своих командиров и нашим наблюдением двигаться до пункта назначения. Причем я предупредил, что, если хоть один солдат убежит, первым будет уничтожен полковник, потом майор, а затем и другие. Полковник вынужден был подчиниться. Он сам объявил наше требование войскам. Таким образом мы и совершили марш к месту назначения.

Приказ командования был выполнен. И сразу же после капитуляции гарнизона аэродрома началась капитуляция всего гарнизона Вонсана.

Впоследствии мне приходилось читать и слышать об этой операции и такое, что Леонов с десятком разведчиков сумел создать видимость окружения трех с половиной тысяч японских войск и взять их в плен. Как видите, в жизни все чуть по-иному, пожалуй, даже проще, были бы рядом верные, надежные друзья.

Мне часто задают вопрос: что нужно делать, чтобы уметь точно и четко выполнять любые, даже самые опасные задачи? Мне бы следовало ответить просто: воспитывайте в себе любовь к Родине, умение, волю, они помогут вам совершать подвиги, как помогали и нашим разведчикам. Но я отвечу на него еще одним примером. К нам в отряд прибыл молодой матрос Макар Бабиков. Был он низкого роста, худощавый и будто совсем слабый физически. По внешним признакам он в отряд никак не подходил, но его взяли. Взяли потому, что служил Бабиков писарем, который нам был очень нужен. Писарем он был отличным. Красиво и грамотно писал, печатал на машинке, имел прекрасную память, с обязанностями своими справлялся хорошо. Однако Бабиков хотел быть разведчиком. Он пришел к командиру.

— Мне воевать нужно. Знаю, вы скажете, слабоват я, — быстро проговорил он, видя, что командир пытается возразить. — Это я уже слышал и от вас, и от других разведчиков. Только вот и Николай Островский не очень силен был, а сделал много, да и ваши разведчики не все богатыри, а воюют здорово, и я буду не хуже других. С сегодняшнего дня начну готовиться к походам, изучать все, что нужно знать разведчику, спортом займусь как следует. Вот тут я книжечку сделал, все вписал сюда — и оружие, и подрывное дело, и фотодело, и спорт. Прошу принимать зачеты и отметки ставить, что сдал и как сдал.

— Ну а как же писарские обязанности, Макар? Ведь ты все ж у нас писарь, — сказал командир.

— Что ж, и писарские обязанности выполнять буду, справлюсь.

И Макар начал готовиться к сдаче зачетов. Вызвал меня командир и говорит:

— Будешь у Макара зачеты принимать по всей программе разведчика. Смотри, поблажек никаких. По каждому зачету у него книжка есть, зачетная, сам сделал. Ставь оценки и расписывайся. Я с тебя спрошу.

Мне очень хотелось отказаться от этого поручения, но я промолчал и ушел. А потом началось. Подтянулся Макар на турнике три раза — ставь зачет ему. Двухпудовик поднял — опять зачет. На лыжах с горки скатился — снова зачет. Пистолет трофейный изучил — тут уж зачет обязательно. И так мне эти зачеты надоели, что я стал прятаться от Макара.

Однажды Макар пистолет канадский где-то раскопал и требует, чтобы я у него зачет принял, а я и сам-то его первый раз вижу. И такое зло на Макара взяло, что не сдержался и сказал: