Олег Мороз - От имени науки. О суевериях XX века

«Почему самая любимая игрушка детей не обезьяна, а медвежонок? Почему человек обижается, когда его сравнивают с обезьяной, и добродушно ухмыляется, если кто-нибудь назовет его медведем? Почему слово «медведь» нередко входит составной частью в названия городов, фамилии, имена (город Берн, например, имя Бернард, фамилии Орси, Орсини, созвездия Большая и Малая Медведицы и т. д.), а слово «обезьяна» — никогда? Оказывается, ответ прост: да потому, что человек происходит не от обезьяны, а от медведя (а если говорить более научно, потому, что у человека и урсидов — общие предки)».

Некоторое время назад в «Литературной газете» была напечатана статья английского зоолога Десмонда Морриса, где был приведен список из десяти животных, наиболее любимых детьми (а дети, как известно, — полпреды человечества). Медведь в этом списке стоит на шестом месте. Среди тех, кто впереди него, — лошадь, гималайский енот… Если следовать Аммендоле, происхождение человека можно вывести и от них.

Все же самое популярное животное — шимпанзе…

Все эти животные, считает Моррис, нравятся нам потому, что внешностью, повадками похожи на людей. И наоборот, из-за своей непохожести на них менее любимы птицы, змеи, рыбы…

Вот что говорит по. поводу рассуждений Аммендолы известный советский антрополог Яков Яковлевич Рогинский:

— Почему в названиях городов Европы, в фамилиях и именах европейцев нет обезьян, но часто присутствуют медведи? Да потому, что в Европе медведи есть, а обезьян нет. Что же касается других стран, то там дело пошло гораздо дальше названий городов и фамилий. В Древнем Египте плащеносный павиан гамадрил был священным животным, олицетворял бога Тота. В Индии был культ обезьяньего бога Ханумана, и глубокий религиозный интерес к обезьянам в этой стране общеизвестен. Барельефы, изображающие сотни обезьян, вооруженных палками, во главе с Хануманом, побеждающим злых демонов, украшают стены гигантского храма в Ангкоре в Кампучии.

Есть у Аммендолы и другие аргументы в подтверждение нашего родства с медведем:

«Отношение человека к собственности очень напоминает плотоядных животных. Обезьяна никогда не делает запасов: наевшись, она забрасывает остатки пищи и перестает их замечать. Человек же всегда старается накопить богатства больше, чем ему необходимо, а то, что он имеет, старается спрятать подальше, защитить от возможного посягательства со стороны других людей… Обезьяны, как и птицы, наделены чувством мелодии, они умеют различать тональность звука. Человек же, как и медведь, наделен чувством ритма, необходимым охотникам, нападающим из засады, — не очень ловким и быстрым, но отличающимся более высоким психическим развитием».

Тут уж комментарии и вовсе не требуются. Конечно, с происхождением человека дело обстоит сложнее, чем с химическими элементами: только прямой эксперимент способен окончательно подтвердить или опровергнуть теорию, но экспериментально воспроизвести эволюцию человека невозможно. Все же неисчислимое множество фактов из разных областей науки говорит о родственной близости человека и высших приматов. Например, уже в начале века ученым были известны многие десятки особенностей строения, общих для человека и современных человекообразных обезьян.

Ясно, что аргументы Аммендолы ничего не меняют в соотношении «за» и «против».

Неверно было бы считать, что невежественные, но с барабанным боем преподнесенные «учения» не находят сочувственного отклика и у нас. О той же «биологической трансмутации» наш журнал «Почвоведение» высказывался так:

«В качестве одного из возможных объяснений наблюдаемых в почве явлений может быть использована гипотеза Луи Керврана о ядерных превращениях химических элементов, идущих при малых энергиях при обязательном участии живых организмов… Кервран допускает, что живые организмы отличаются от мертвой природы тем, что в них действуют наряду с электромагнитными особые «биотические волны», скорость которых превышает скорость света, что и является условием осуществления внутриядерных реакций».

(«Всякая гипотеза имеет право на существование, — писал по поводу процитированной статьи академик В. И. Гольданской, — если мы имеем возможность оценить ее с фактами и цифрами в руках. Но в том, что мы читаем о «биологической трансмутации» и о «биотических волнах» быстрее света, нет никакой зацепки для серьезного разговора. Сторонники «биологической трансмутации» не располагают ничем, кроме слепой веры, и выдают желаемое за действительное».)

Наивно было бы также думать, что разные сногсшибательные теории возникают лишь где-то далеко — во Франции или в Италии. Встречаются они и у нас.

Некий профессор, доктор наук долгие годы доказывает, что человеческое тело по своей структуре подобно каучуку. Как-то он написал в одном из научно-популярных журналов:

«Структуры студня кремниевой кислоты или застудневшего сока натурального каучука в принципе не отличаются от структуры растительной (и животной) ткани. Разница состоит в том, что первую и вторую структуры химики получают искусственно и рассматривают как вещества, в которых, как одна огромная молекула, растет непрерывный… каркас, а последнюю структуру биологи изучают как… формацию, состоящую из массы отдельных… клеток…»

Вот так. Значит, дело не в том, что мышца ноги или руки отличается от куска каучука своим клеточным строением — чем вообще живое отличается от неживого, — а в том, что мышцу «изучают» биологи (выдумавшие живую клетку), а каучук «рассматривают» химики.

Но ведь в таком случае, скажете вы, можно, хорошенько взболтав в пробирке какие-нибудь вещества, получить путем химической реакции живые организмы. И, представьте себе, получают.

Мне довелось познакомиться с описанием опытов автора статьи: живые организмы — бактерии — возникали в керосине, нефти и даже в стерильной плазме крови.

Увы, в наше время большинство биологов считают, что, если перед опытом как следует мыть лабораторную посуду, вообще по-настоящему обеспечивать стерильность, ничего такого не произойдет…

Статья, отрицающая живую клетку, была соответствующим образом оценена в том же номере нашего журнала. Напротив, в «Эуропео» теории Керврана и Аммендолы представлены как крупнейшие научные достижения. Редакция не собирается от них отказываться.

Я позвонил в Милан редактору «Эуропео» Джулиано Ферриери (он же — автор сенсационных интервью). На мой вопрос, уверен ли он, что эти теории представляют интерес для настоящей науки, Ферриери ответил: «Безусловно».

Логика его рассуждений такова: мы в редакции, конечно, не специалисты, но Керврана и Аммендолу поддерживают крупнейшие ученые, ученые с мировым именем. У них много научных трудов, которые пользуются большим успехом.