Татьяна Колядич - Воспоминания писателей ХХ века (эволюция, проблематика, типология)

При передаче хода исторических событий последние могут быть показаны и посредством введения временных, пространственных и других деталей. Обычно автор вводит те подробности, точно обозначают реалии времени. Деталь в этом случае становится характеристической. Так в воспоминаниях В.Шаламова:

"После майского сидения мы вернулись в барак вместе, заняли места рядом — на нарах вагонной системы".

"Рабинович медленно нашарил вошь за пазухой, вытащил и раздавил на нарах". Шаламов, 2, с. 73, 76.

Иногда характерологическая деталь соединяется с бытовой и временной:

"Жена его, которую до 1928 года все в городе звали «матушкой», а в 1929 году перестали — городские церкви были почти все взорваны, а «холодный» собор, в котором молился когда-то Иван Грозный, был сделан музеем…" Шаламов, 3, с. 79–80.

Первый пример приведен из лагерных рассказов писателя, которые отличаются фактографичностью. Описания лаконичны, движение событий происходит от одного факта к другому. Поэтому деталь редко используется для перехода к более обобщенному плану.

В повести "Четвертая Вологда" автор, напротив, стремится к обобщениям, эпизации повествования, поэтому характерная деталь (звали "матушкой") соединяется с бытовой и временной ("холодный" собор, городские церкви), участвуя в создании временных переходов, ассоциативных связок (в данном случае во времена Ивана IV).

Многофункциональность ретроспекции способствует также введению проспекции. _ Она проявляется в углубленном представлении автора о жизни своего героя. Как и деталь, ретроспекция «притягивает» другие приемы, только здесь в основе — свободное перемещение героя во времени (разных временных плоскостях). При этом переход в другой временной пласт часто происходит в форме перемещения героя в пространстве.

Обычная житейская ситуация — старик, моющий пустые бутылки, в авторском сознании становится началом цепочки, она превращается в своеобразный символ, который и уводит воображение в прошлое. Лишь одной деталью — словами "завтра — это только другое имя сегодня" (цитата из монолога Времени из пьесы Метерлинка "Синяя птица") писатель резко переключает действие в мир вымышленный, придавая старику эпические черты.

Однако, в отличие от героев Метерлинка, после этих слов осознавших, что время больше не движется, мысль мемуариста устремляется вперед. Катаев сочетает картины собственных воспоминаний с литературными припоминаниями. Так появляется образ китайца, продающего золотую рыбку в пиале, неожиданно прибретающего черты статуэтки из известной сказки Андерсена. За ним герой переносится в Европу, в мир героев Гете и Метерлинка, на который наслаиваются картины конкретного путешествия автора в Англию.

Но реальные пейзажи вдруг начинают гиперболизироваться, обретают черты картины, или, точнее декорации. Реально пережитое (встреча с Дж. Мазиной) сединяется с воображаемыми встречами (с отцом). Автор существует в воображаемом мире, а мир реальный становится прошлым.

Иногда точное указание на время происходящих событий дается одной деталью — "жара, будто прилетевшая из Хиросимы", значит, речь идет о 1945 годе. При этом сам автор определяет место происходящего словами "после смерти", как бы еще раз апеллируя к стране воспоминаний из пьесы Метерлинка. Так путешествие из конкретного перемещения в пространстве трансформируется в путешествие в сознании.

Подобные ремарки, обозначающие «выходы» автора из прошлого к событиям наших дней и даже в будущее, раздвигают временные рамки и превращают конкретное повествование в концентрированное философское повествование о жизни, о месте личности в происходящих событиях — "Этому чернобородому человеку уже пошел двадцать второй год, Значит, не слишком был молод, по счету того времени". Мариенгоф, с.137.

Другим стилевым приемом, участвующим в расширении пространственно временных координат, становится метафора. Правда, функция ее несколько меняется, она становится не только номинативной, как при создании метафорического ряда, но и репрезентативной. И здесь можно согласиться с следующим мнением исследователя: "Метафора в книге "Ни дня без строчки" переводит обычные будничные явления и вещи в философский план". Он полагает, что подобное мировосприятие свойственно художникам, склонным к метафорическому мышлению. _ Следовательно, в мемуарном повествовании метафора может стать и средством эпизации.

Проиллюстрируем данную мысль конкретными примерами из произведений разных авторов. "Я получал паек и шел домой с мешком за спиной, скользя по льду и ощущая себя жилистой когтистой плотью с пучком белых крыльев"; "солнечные колера так плотно прилипали к выкрашенным клеевой краской стенам, что вечеру только с кровью удавалось отодрать пристававший день". Шагал, с.158; Пастернак, 1, с.72. "Мы шли с Маяковским по Литейному. Он мял взмахами шагов версты улиц…" Пастернак, 3, с.271. Или: "ненасытное воображение питалось лишь скудными образами первой эмиграции, а неуемный кишечник — общедоступными лангустами под холодным майонезом. Дон-Аминадо, с.574.

Создается впечатление, что авторы стремятся к нарочитой колористичности описаний (пристававший день, мял взмахами шагов, неуемный кишечник).

Обычно расширение повествовательного фона и переход в эпический (или философский) планы происходят, когда время воспринимается как эпоха. Соответственно историческое время превращается в эпическое. Сравним некоторые высказывания: "Это происходит вечером, в эпоху, когда еще не применяются прожектора для уличных целей…" "В ту эпоху"… Я описываю эпоху 1910–1912 годов… Олеша, 388, 393. "Мой век…" "Интересный был век! Молодой, горячий, буйный и философский!" Мариенгоф, с.141.

При этом допускаются широкие временные параллели "что — то было от стрелецкой Москвы", "в прежнее время и пошли бы, а теперь" "это было в те допотопные времена, когда". Ремизов, 1, с. 142, 143, 145. Любопытна авторская интонация, конкретизирующая повествование в пространстве, заканчивающаяся словом «когда».

Обычно появление эпохального времени отражается через вечные или обобщенные образы. Переход одного времени в другое происходит, когда от эпических обобщений автор перемещается в план мифологический и условный. Концентрация на одном временном отрезке невозможна, поскольку постоянно происходит укрупнение отдельных событий, введение разнообразных ассоциативных связей, параллельное изображение судеб. "Когда хочешь освоиить далекое прошлое, прибегаешь к помощи всего пережитого, всей панорамы жизни, — и чтоб рассказывать сейчас хронологически, мне нужно перескочить на десять-пятнадцать лет вперед, к опыту, пережитому мной уже в бальзаковском — почти сорокалетнем возрасте". Шагинян, С.452.