Татьяна Колядич - Воспоминания писателей ХХ века (эволюция, проблематика, типология)

Следовательно, биографическое время может присутствовать как одна из ипостасей временного состояния, участвуя в общей системе пространственно-временных координат. В данном случае процесс восприятия внешнего мира передается и через смену представлений о действительности, описание различных психологических состояний и познание новых понятий, (поскольку часто через лексический уровень автора отражается степень осмысления им событий, понимание социальных и общественных явлений).

Не менее часто происходит сопряжение конкретного (биографического, личного) и исторического (эпического времени). Как уже отмечалось выше, в воспоминаниях Шагинян подобные переходы оказываются возможными, когда от конкретного факта писательница идет к обобщению.

Другие параллели оказываются возможными, когда время не только соотносится с конкретной личностью, но ею и «определяется». Так, в частности, строится повествования в воспоминаниях Ю.Анненкова — "В 1906 году (год, в котором были написаны блоковские пьесы "Король на площади", «Балаганчик», «Незнакомка», "О любви, поэзии и государственной службе"), пятиклассником я был уволен из казенной гимназии за "политическую неблагонадежность" с волчьим билетом, то есть без права поступления в другое казенное среднее учебное заведение". _ Похожее высказывание есть и у В.Шкловского: "Время, которое я описываю, еще не было временем «Возмездия» Шкловский, 1, Т.1, с.115.

Иногда происходит сплетение исторического времени из биографического времени отдельных личностей. Так происходит, когда судьба автора воспринимается как одна из жизней, вовлеченных в общий временной поток. И тогда появляются описания историй людей, чья жизнь развивается параллельно судьбе автора и оказывается на нее очень похожей (образ Клавдии Зарембо у Катаева, Коли Ларионова у Кетлинской). Иногда и сам автор выступает в форме своего временного двойника.

Подобная схема конструирования сюжета встречается и в литературном портрете, где изменения личности во времени прослеживаются через изменение его восприятия героем и смену его психологических оценок. Обычно от романтической идеализации своего кумира, автор приходит к восприятию его как человека и художника (воспоминания Одоевцевой о Гумилеве и Иванове, В.Рождественского о Блоке). При этом биография превращается в мемуары и соответственно «расширяется» и усложняется система художественного времени.

Однако, соотношение личного и исторического (или эпического) планов на протяжении произведения может не только меняться в сторону усиления одного из планов и выделения его в соответствии с замыслом автора. Иногда разные планы возникают в авторском сознании одновременно и параллельно, или же, напротив, начинают существовать в разновременных плоскостях, значительно разделенных по времени.

И личные, и исторические события, пережитые и увиденные самим автором, образуют опорные ряды, каждый со своей системой пространственно — временных координат. В процесе востановления прошлого к ним добавляются новые события, происходит смещение временных пластов, и в результате образуется единый поток сознания, на котором и строится повествование. Вот, например, как их передает Зорин: "Пока же идет сорок девятый, кончается московская осень — Малый театр торжественно празднует сто двадцать пять лет со дня основания.

Тот вечер запомнился мне надолго. Впервые пришлось увидеть всю государственную элиту в такой внушительной концентрации. По выстеленным в фойе ковровым дорожкам ступала сама иерархия, расцветшая под под сенью победы, еще молодой и кружившей головы. Тридцатилетний путь был осилен". Зорин, с.49.

Подобный цельный текст, воспринимаемый как поток сознания, своеобразная авторская исповедь возникает, когда автор сосредотачивается на фиксации собственного психологического состояния и фиксирует его изменения на фоне конкретных событий. Так построен, например, "Роман — воспоминание" (1998) А.Рыбакова.

Мифологическое время перекликается с личным и потому, что раннее детство предстает конкретно — как цепочка впечатлений от внешнего мира и одновременно как метафора, когда детство становится частью мироздания и через него постигается общая модель вселенной, космоса, бытия человечества. Обычно своеобразным сигналом появления подобного времени становится введение сакральных отношений.

При этом события прошлого и настоящего воспринимаются мемуаристом как единое текстовое пространство, протяженное (и одновременно протягиваемое автором) из далекого прошлого в настоящее. Восприятие себя как универсального человека, свободно живущего в разных мирах (первобытного человека, библейском — Белый, Осоргин, средневекового человека — Ремизова), обуславливает возникновение циклической модели мира.

Правда, в отличие от однолинейного развития события, характерного для литературы античности и средневековья, писатель ХХ века не выстраивает в замкнутом пространстве мифологическую кодификацию исторический событий. Он постоянно выходит на различные новые уровни мировосприятия, постепенно наслаивая дополнительные мотивы. При этом миф становится одним из мотивов, участвующих в конструировании пространственно-временной модели, причем используются как классические мифы, так и авторские.

Миф также важен для углубления основного плана, усиления основного значения и расширения возможностей использования форм времени (как нами отмечается, на уровне взаимоперехода планов и их смещения). Мифологическое время можно, с определенной точки зрения, считать универсальным, поскольку оно пересекается с остальными временами, иногда даже вбирая их в себя.

Введение мифологического времени чаще всего происходит с помощью системы соответствующих образных рядов (Вечности, Космоса, Хаоса, Вечной Весны, Ангела смерти) или создаваемой автором условной ситуации. Общепринято в мифе выделять два временных пласта: время объяснения мира (или рассказывания его) и время происхождения мифа (непосредственное действие мифа). События настоящего и будущего, текущие исторические события, ключевые этапные моменты развития личности одновременно проецируются в сферу сакрального прошлого.

Подобным образом допускается и возможность прямого перемещения в сакральный мир и конструирование соответствующей системы отсчета сакрального времени. Вот, например, одно из характерных высказываний: "Чтобы правильно расставить во времени некоторые мои ранние воспоминания, мне приходится равняться по кометам и затмениям, как делает историк, датирующий обрывки саг". Набоков, с.23.

Появление мифологической ситуации оказывается возможной потому, что, лишенный стабилизирующих основ привычных ему пространственных и временных связей, десоциологизированный, одинокий и смятенный, современный человек ищет опору в минувших веках и начинает ассоциировать себя с опытом человека первобытного, античного или средневекового времени. Таким образом обозначена действительность в воспоминаниях Дон-Аминадо, фиксирующего наступивший в двадцатые годы хаос, рождение нового Космоса из хаоса бытия как событие исторической космогонии.