Сергей Романовский - От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

Критика пьесы была удручающей. После любой из критических статей можно было спокойно увозить автора «куда надо». А его никто не трогал.

О причине догадаться несложно. За всем этим спектаклем (в прямом и в переносном смысле) внимательно наблюдал Сталин. Саму пьесу вождь смотрел не менее 15 раз. И это не случайно. Ведь это он, согласно новейшим версиям советских историков, в которые он, само собой, сразу уверовал, внес решающий вклад в победу рабоче-крестьянской Красной армии над белогвардейцами. Но это слова книжные. Их читают, пропуская мимо сердца. А тут зрелище. Да какое! А люди! Высокообразованные дворяне, белая кость, гордость царской России, а он их… раздавил как тараканов. Думаю, глядя на сцену, Сталин получал чисто чувственное удовлетворение. Порадовал его Булгаков. Очень порадовал. Он сам не понимал, какой подарок сделал вождю этой своей пьесой.

Скорее всего, именно «Дни Турбиных» спасли жизнь Булгакова во время «большого террора» 1937-1938 гг. Ведь то, что он позволял себе и в своих сочинениях, и в письмах Правительству, хватило бы сразу на все пункты знаменитой 58-й статьи. А его даже не припугнули, как в 1934 г. Осипа Мандельштама.

Еще одной незаживающей раной в драматической судьбе писателя стала сценическая история, возможно, лучшей его пьесы о гражданской войне «Бег». Задумал он ее еще в 1926 г. Сначала она называлась «Рыцарь Серафимы», затем «Изгои». Наконец, когда к осени 1927 г. Булгаков закончил текст, отстоялось и название, – короткое, как выстрел, – «Бег». Уже в январе 1928 г. состоялась авторская читка пьесы труппе МХАТа.

Драматургия, сценическая проработка, выпуклость образов, движение сюжета – все это не могло не понравиться актерам. Но – тема! Но – авторские акценты! Ведь он явно симпатизирует своим героям. А они – лидеры белого движения. Пьесу, конечно, не допустят к постановке. Как тут быть?

Да, главный герой «Бега», генерал Роман Хлудов, – основной носитель белой идеи. К тому же у него был всем известный прототип: генерал-лейтенант Яков Слащов, кровавый палач, разжалованный Врангелем уже в эмиграции в рядовые. Да еще в 1921 г. советские спецслужбы «сманили» генерала в РСФСР. Арестовать его – слишком топорно. Поэтому придумали другой ход: ГПУ нашло одного из «мстителей» и тот убил генерала Слащова. Булгаков все это прекрасно знал.

Предчувствия не обманули актеров: 9 мая 1928 г. Главрепертком (театральный цензурный комитет) запретил пьесу.

Но Булгаков не терял надежды. Он решил использовать влияние Горького и устроить читку еще раз, в его присутствии. Было это 9 октября 1928 г. Прослушав текст пьесы, Горький взял слово: «Это – превосходнейшая комедия (? – С.Р. ), я ее читал три раза и читал и другим товарищам. Это – пьеса с глубоким, умело скрытым сатирическим содержанием… «Бег» – великолепная вещь, которая будет иметь анафемский успех, уверяю вас».

Только Горький так умел: «подставить», якобы выручая. Какая, к черту, комедия! Речь в пьесе о глубочайшей трагедии русской интеллигенции, вынужденной бежать с родины от «товарищей». Бежали все: и жестокий генерал Хлудов, и боевой генерал Чарнота, и жена товарища министра Серафима Корзухина, и уж вовсе безвинный приват-доцент…

И все же, хоть и ненадолго, но Горький помог. 11 октября 1928 г. «Правда» оповещает читателей: «Бег» разрешен. Пьеса действительно хороша. И театры, узнав о допущении к постановке «Бега», стали буквально рвать эту пьесу из рук автора. Уже 12 октября договор с Булгаковым заключил Ленинградский БДТ.

Благополучие, однако, оказалось эфемерным. 24 октября Главрепертком окончательно запрещает пьесу. Еще до этого лидеры РАППа Л. Авербах и В. Киршон в прессе прилюдно сорвали с Булгакова его театральную маску, обнажив перед всеми физиономию буржуазного наймита, который должен был «смазывать пятки» вместе с героями своей пьески. В тот же костер подкинул свое поленце и несгибаемый Ф.Ф. Раскольников. 15 ноября 1928 г. он публикует в «Комсомольской правде» свой большевистский призыв: шире, еще шире развернуть кампанию против «Бега»!

Гвалт стоял невероятный: одни брызгали возмущенной слюной, другие топотали ножками, третьи хватались за пистолеты. Но находились и заступники, увидевшие в пьесе и явно положительные тенденции, весьма созвучные «моменту». Писали не только в газеты. Строчили в ОГПУ, Сталину. Самый квалифицированный донос на Булгакова написал Сталину драматург В.Н. Билль-Белоцерковский.

Мы уже заметили, что Булгаков со своим могучим даром оказался не по зубам советскому чиновничеству, да и злобному писательству.

В дело вмешалось Политбюро ЦК ВКП(б). Вопрос о «Беге» слушали дважды: 14 и 30 января 1929 г. Создали комиссию из лучших знатоков театрального дела: Ворошилова, Кагановича и Смирнова. О политическом значении пьесы «Бег» справку для Политбюро (весьма объемную) подготовил П.М. Керженцев, заместитель заведующего агитационно-пропагандистским отделом ЦК. Все были единодушны: пьеса вредная. Запретить! На сцену не пускать!

Колебался один Сталин. Вновь Булгаков зацепил какие-то пружины его подсознания. Нравилось ему, что от него (он уже в это верил) бежали такие бравые царские генералы. Нравилось. Но тут случилось непредвиденное: «мститель» убил генерала Слащова, а он был в тесном контакте с военным руководством СССР (М.Н. Тухачевским и др.). В этой ситуации Сталину было уже не отмолчаться. Разрешать после этого пьесу было явно не с руки.

Итак, Политбюро не запретило пьесу, а признало «нецелесо-образной» ее постановку.

Да и на публику Сталин сработал весьма умело: 2 февраля 1929 г. он написал письмо наиболее рьяному и авторитетному хулителю Булгакова драматургу Билль-Белоцерковскому. Булгакова он фактически взял под свою защиту, хотя пьесу и обругал. «Если даже такие люди, как Турбины, – писал Сталин, – вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным, – значит большевики непобедимы, с ними, с большевиками, ничего не поделаешь».

Немаловажно еще и то, что Булгаков в своих пьесах устами белых офицеров отстаивал лозунг единой и неделимой России. Он выступал, одним словом, за те же идеи, которые претворил в жизнь Сталин, только уже под именем СССР. Булгаков стал союзником Сталина в его политической борьбе с лидерами национальных республик. Так что пьесы Булгакова лили «политическую воду» на мельницу сталинских практических дел, хотя, само собой, Булгаков об этом не думал.

Что же касается «Бега», писал Сталин Билль-Белоцерковс-кому, то это «попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. «Бег» в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление».

Пьеса была похоронена на десятилетия. Заодно сняли с репертуара и все другие пьесы Булгакова: «Дни Турбиных», «Зойкину квартиру», «Багровый остров». Драмсоюз даже справку об этом приятном событии выдал.