Ёсида Кэнко-Хоси - Записки от скуки

смерти, когда видит смерть. А люди все же наслаждаются жизнью потому, что не боятся смерти. И не то чтобы они не боялись смерти, просто о приближении смерти забывают. Ежели мы говорим, что человек незаметно пересек рубеж жизни и смерти, мы должны признать, что он постиг истинный принцип.

Над ним посмеялись еще больше.

Прибыв ко двору, первый министр Токиваи был встречен стражником, державшим в руках высочайшее послание. При виде вельможи стражник сошел с коня. После этого первый министр велел уволить стражника, заявив: «Такой-то страж северной стены императорского дворца есть тот самый человек, который спешился, имея на руках высочайшее послание. Как же может подобный человек всеподданнейше служить государю?!»

Высочайшее послание следует и вышестоящим показывать, сидя верхом. Спешиваться недопустимо.

У одного знатока старинных обычаев спросили: «К кури-ката на коробке прикрепляют шнурки. С какой стороны их положено прикреплять?!» И он ответил так:

– Существует два мнения: одно – это прикреплять их слева, другое – справа, поэтому, куда их ни приладь, ошибки не будет. Если это коробка для бумаг, шнурок большей частью прикрепляют справа, если это шкатулка для безделушек, обычно его прилаживают слева.

Есть такая трава – мэнамоми. Если человек, ужалеиный гадюкой, разотрет эту траву и приложит ее к ране, ои сразу исцелится. Необходимо уметь распознавать ее

Не перечислить того, что, пристав к чему-либо, вредит ему. Для тела это вши; для дома – крысы; для страны – разбойники; для ничтожного человека – богатство; для добродетельного – сострадание; для священника – законоучение.

Это – мысли, которые вызвали отклик в моей душе, когда я увидел записки под названием «Немногословные благоуханные беседы»!, где собраны высказывания почтенных мудрецов.

1. Если ты раздумываешь, делать это или не делать, то, как правило, бывает лучше этого не делать.

2. Тот, кто думает о грядущем мире, не должен у себя иметь ничего, даже горшка для соуса. Нехорошо иметь дорогую вещь, включая молитвенник и статуэтку Будды-охранителя.

3. Самое лучшее – жить как отшельник: ничего не имея, ни в чем не нуждаясь.

4. Вельможа должен стать простолюдином, мудрец – глупцом, богач – бедняком, талантливый человек – бездарным.

5. Нет ничего особенно сложного в стремлении постичь учение Будды. Главное, что для этого нужно,- освободившись плотью, не обременять душу мирскими заботами.

Кроме этого там и еще что-то было, да я не помню.

Первый министр Хорикава был красивым и богатым. И еще отличала его любовь к роскоши. Сына своего – сиятельного Мототоси – Хорикава определил управляющим сыскным департаментом и, когда тот приступил к несению службы, заявил, что китайский сундук, стоявший в служебном помещении сына, выглядит безобразно, и распорядился переделать его на более красивый. Однако чиновники, знающие старинные обычаи, доложили ему:

– Этот сундук переходил здесь из рук в руки с глубо-кой древности, и неизвестно, откуда он взялся: с тех пор прошли уже сотни лет. Когда во дворце от старости приходит в негодность какая-либо вещь из тех, что передаются из поколения в поколение, она служит образцом для изготовления новых,- так что лучше бы его не переделывать.

Распоряжение отменили.

Когда первый министр Кога, находясь в императорском дворце, пожелал испить воды, придворная служанка под несла ему глиняную чашу, однако вельможа распорядился:

– Принеси ковш! – и напился из ковша.

Один человек, исполняя обязанности найбэна на церемонии возложения полномочий министра, вошел во дворец, не получив на руки высочайшего рескрипта, находившегося еще у найки. Это было неслыханным нарушением традиций, а вернуться за ним было уже нельзя. Пока он ломал себе голову, как быть, гэки шестого ранга Ясуцуна переговорил с облаченной в кинукадзуки фрейлиной, подучил ее взять этот рескрипт и потихоньку передать его найбэну. Это было восхитительно!

Когда Ин-но-дайнагону Мицутада-нюдобыло поручено провести обряд изгнания демона, Правый министр Тоин попросил его рассказать о традиции проведения обряда.

– Нет ничего лучше, чем спросить об этом у Матагоро,- ответил Мицутада.

Этот Матагоро, старый стражник, до мелочей помнил порядок всех дворцовых обрядов. Однажды господин Ко-ноэ ш, готовя стан, совсем забыл про циновку для сидения. Он уже вызвал гэки, как вдруг Матагоро, зажигавший светильники, тайком шепнул ему: «Прежде полагается потребовать циновку». Это было очень интересно.

Когда в храм-резиденцию Дайкаку, где развлекались приближенные экс-императора, загадывая друг другу загадки, пришел придворный лекарь Тадамори, Кинъакира ш, дайнагон из свиты императора, сразу же обратился к нему с вопросом:

– Тадамори, что кажется не японским?

– Кара-хэйдзи,- ответил кто-то, и все рассмеялись.

Лекарь рассвирепел и вышел вон.

– В заброшенной лачуге, вдали от людского взора, скрывалась от мира одна женщина. Ее, отдавшую себя во власть скуки, вздумал навестить некий мужчина. Когда, освещенный скудными лучами молодого месяца, он тихонько крался к ограде, громко залаяла собака, и на шум вышла служанка.

– Откуда вы? – спросила она, пропуская посетителя в хижину. Унылая картина, открывшаяся его взору, вызвала щемящее чувство жалости: «Как можно здесь жить?»

Некоторое время гость стоял на грубом дощатом настиле, пока наконец не услышал мелодичный голос молоденькой горничной:

– Сюда, пожалуйста! – и прошел через туго раздвигающиеся двери дальше. Внутренняя часть помещения не казалась столь убогой – это была довольно милая комната; правда, светильник в дальнем углу едва мерцал, однако видно было изящное убранство и чувствовалось, что благовония здесь зажгли не наспех: их аромат пропитал покои. Все жилище вызывало ощущение чего-то родного.

– Хорошенько заприте ворота. Может пойти дождь.

Экипаж – под ворота, челядь сюда и вот сюда,- послышались чьи-то голоса.

С другой стороны прошептали:

– Кажется, сегодня поспим вдоволь.

Шептали тихо, но совсем рядом, и поэтому кое-что можно было разобрать.

В хижине между тем подробно обсуждались последние новости, и вот уже запели первые петухи. С былого разговор перешел на мечты о будущем, но тут в задушевную беседу ворвался новый гам – на этот раз петухи пели взапуски, звонкими голосами. Это навело на мысль о том, не светает ли уже, но особой охоты спешить с возвращением, когда на дворе еще глубокая ночь, не было, и они забылись еще на мгновение. Однако вот уже и щели в дверях побелели; тогда мужчина сказал, что этого ему не забыть никогда, и вышел.