Андрей Мальгин - Советник президента

Несколько секунд за столом стояла тишина, и вдруг в этой полной тишине прозвучала опоздавшая реплика Присядкина:

- Да! Сейчас полный беспредел!

Сказал и сам испугался, потому что взгляды сидевших за столом оборотились на него, все ожидали продолжения. Валентина ударила его под столом носком туфли в ногу. Постаралась побольнее, но Присядкин от волнения, видимо, потерял чувствительность.

- Что вы хотите сказать, Игнатий Алексеевич? – провокационно наклонился к нему бывший пресс-секретарь. Присядкин с неожиданной обидой в голосе стал жаловаться:

- На меня теперь глава администрации орет, как на мальчика. Не то, что в те времена, когда я работал под началом Болотина, - и он привстал и кивнул Болотину, - или во времена Хилатова, - и он вновь вскочил и, приблизив руку к сердцу, кивнул Хилатову. – Тогда у руля администрации стояли интеллигентные люди, а теперь кто… Мне, если честно, трудно найти с ними общий язык. Солдафоны. И при этом одно стяжательство на уме. Только и думают, где что урвать. И потом, они повсюду ищут врагов. Даже в своей среде ищут. Прямо мания преследования какая-то.

Валентина была в ужасе. Она понимала, что у Присядкина наболело, особенно после последней встречи с Кускусом, но все же не стоило так-то… Ведь донесут, непременно донесут… Но тут все принялись наперебой вспоминать счастливые времена при прежнем президенте. Когда можно было месяцами бить баклуши, внешне изображая бурную деятельность. Не торопясь распиливать имущество ЦК КПСС.

Создавать всякие личные «Рога и копыта» и, не стесняясь, вкачивать в них бюджетные средства. Немало не смущаясь, они рассказывали друг другу, какими многоходовыми комбинациями прибирали к рукам дачи, квартиры, даже месторождения, даже заводы… Один из присутствовавших, смеху ради, рассказал, как он приватизировал таксопарк. «То-то я смотрю, такси не стало» - отметила про себя Валентина.

Сами того не понимая, они опровергали только что прозвучавшее замечание Присядкина о стяжательстве теперешних кремлевских обитателей. По сравнению с тем, что делалось в Кремле в девяностые годы, нынешние высшие чиновники были просто детьми. При этом Валентина понимала, что основное присутствующие все-таки оставляли за рамками беседы. Они признавались в предприимчивости, не более того, но никак не в криминале.

Разговор, взбодренный горячительными напитками, стал перескакивать с темы на тему.

- А помните так называемый «брежневский дом»? Кутузовский, 20? – углубился в воспоминания один из присутствующих, ныне глаза какого-то аналитического фонда. - Ужасно несчастливый дом оказался. Сначала в нем покончила с собой Светлана Щелокова, когда тучи над мужем сгустились… Как какая? Уже забыли? Супруга министра внутренних дел при Брежневе. Потом через полгода сам Щелоков застрелился. Квартиру у Игоря, их сына, отобрали. Не знаю, в ту ли самую квартиру, но точно в тот же дом поселили Пуго, горбачевского министра внутренних дел, так и он в 91-м году, после поражения путча, застрелил себя и жену свою…

- Забил снаряд я в тушку Пуго, - нехорошо пошутил бывший пресс-секретарь, но на него зашикали. А глава фонда продолжал: - Представляете, что за дом такой!.. – продолжил глава фонда, - А вообще дом, конечно, прославился тем, что в нем была квартира Леонида Ильича. Даже гастроном напротив жители Кутузовского проспекта называли Брежневским.

- Да-да, - перебил его некто, Валентине неизвестный, - именно в этот гастроном как-то привезли мы Ельцина во время предвыборной компании. Окружили телекамерами. И вот тут выяснилось, что он впервые взял в руки российские деньги. Долго их разглядывал, очень они ему понравились тогда…

- Ну еще бы, помним-помним… А дом брежневский был ого-го, - упрямо гнул свою линию глава фонда. - Все время охрана стояла снаружи и внутри подъезда. И когда Брежнев помер, прошло, как водится, полгода, и через полгода вступили в права наследования Юрий – сын (он был, если помните, замминистра внешних экономических сношений), ну и небезызвестная Галина Леонидовна. Галина была сильно пьющей уже тогда, жила в хоромах на Щусева, и Юрий дал ей денег, чтоб она отказалась от квартиры на Кутузовском. А сам решил ту, брежневскую, квартиру передать своему сыну Андрею. Тот как раз родил второго ребенка, и ему на Алексея Толстого стало тесно в двухкомнатной.

- Что же получается, что Андрюша в одной квартире с родителями жил?

- Да нет, конечно. Просто они жили в одном доме, на Толстого, на соседних этажах. А женился Андрюша на однокурснице, он же в МГИМО учился, на Надьке такой… И появилось у них двое детей. И вот то ли продали они свою двухкомнатную на Толстого, то ли родственный обмен совершили, но как только пришел час переезжать на Кутузовский в царскую квартиру деда, Надька возьми да и объяви: «Я, говорит, тебя, Андрюша, разлюбила. А люблю я другого нашего студенческого товарища: банкира Александра Момона». А надо заметить, что курс, где Андрюха с Надькой учились, вообще был курс выдающийся, там, например, у них был еще один будущий банкир – Путанин, а также будущий президент Республики Калмыкия - любитель шахмат, плюс еще лидер ЛДПР по кличке Митрофанушка, такая вот окрошка на одном курсе… «Так что, говорит Надюша, не обессудь, а поезжай-ка ты жить в какое-нибудь другое место».

- Погодите, что вы говорите такое. Момон закончил юрфак МГУ, - прервал Болотин главу фонда, который так и сыпал известными фамилиями. В каждой компании всегда находится такой краснобай, который все-то про всех знает. Такие люди всегда раздражали немногословного Болотина.

– Что касается Момона, - продолжил Болотин, - я ж, наверняка, лучше всех присутствующих его знаю. Он все ж таки был моим советником в администрации…

- Зачем же вы его назначили при его-то репутации?

- А что репутация? Нормальная, между прочим, репутация. Очень предприимчивый и сообразительный молодой человек. Сам бы я, может, и не назначил. Но он мне достался от предшественника. Так и остался со своим кабинетом и неясными полномочиями.

- Погоди, погоди, это что ж, тот знаменитый Момон, которого считали казначеем «семьи»? – воскликнул ориентировавшийся понаслышке в кремлевских тонкостях бывший главный редактор.

- Да бросьте вы с этими байками про «казначеев», - благодушно заметил Болотин. - Вспомните: и Березу, и Ромку Барабовича, и Момона казначеями в газетах называли, хотя, уж поверьте мне, не бывает столько казначеев сразу.

Тут все уважительно замолчали. Болотин, по всей видимости, был единственным человеком среди собравшихся, который точно знал, кто же в действительности распоряжался средствами «семьи».

- Я о Момоне знаю только как о бизнесмене, - встрял в разговор незнакомый Валентине гражданин в смокинге. – Все его бизнес-проекты были крайне удачными. Ну вот возьмем, например, супермаркеты «Восьмой континент». Или создание сети банков для выкупа советского внешнего долга. Тогда они с будущим премьером Космодемьяновым, страшно сказать, сколько миллионов себе намыли. Иногда, конечно, срывался, бывали неудачи. Лопнул банк «Империя». Или, например, помните, был скандал с «Банк оф Нью-Йорк»? Там Момон мощно наследил. Или когда ему, если помните, не удалось уже при новом президенте пропихнуть в министры юстиции своего семидесятилетнего папашу. Уже указ был подготовлен. Клянусь. Помешала мелочь: президент, занеся перо, вдруг увидел имя-отчество новоиспеченного министра - Соломон Людвигович. Да и потом, помните, журналисты долго искали, на кого же по бумагам записан танькин пресловутый замок в Гармиш-Партен-Кирхене? Оказалось, на имя момоновской личной юристки, англичанки…