Иван Шевцов - Соколы

Два последних романа и поднятая вокруг них свистопляска не были проигнорированы «верхами». Детонатором послужили опубликованная в газете «Советская Россия» статья поэта Игоря Кобзева и подборка читательских писем, положительно оценивших романы «Любовь и ненависть» и «Во имя отца и сына». Тогдашний руководитель агитпропа ЦК, один из главных «агентов влияния» А. Н. Яковлев пытался не допустить публикации статьи Кобзева, а когда она все же была опубликована, натравил на меня и руководство «Советской России» главного идеолога партии, «серого кардинала» и масона М. Суслова. По этому поводу был созван секретариат ЦК, в результате главный редактор «Советской России» В. Московский и его заместители К. Морозов и С. Бардин лишились своих постов. А спустя какое-то время из Политбюро были выведены те, кто разделял мои позиции, выраженные в романах: Д. Полянский, А. Шелепин, К. Мазуров.

По рассказам ныне здравствующего Д. С. Полянского, А. Н. Косыгин так же положительно отозвался о романе «Любовь и ненависть» и возмущался, что я до сих пор не член Союза писателей.

Однажды при мне Всеволод Кочетов сказал Леониду Соболеву, тогдашнему руководителю Союза писателей России: «Леонид Сергеевич, ты считаешь нормальным, что Шевцова не принимают в Союз?» И Соболев ответил: «А что я могу сделать? Московская банда ненавидит Ивана так же, как меня и тебя. Я советовал Ивану поехать в Смоленск или в Рязань, вступить там в Союз, а мы на своем секретариате утвердим». Обойти таким образом «московскую банду» я считал для себя неприемлемым, оскорбительным, и вновь спустя пять лет подал заявление в приемную комиссию. К тому времени у меня были изданы еще три новых романа: «Набат», «Бородинское поле» и «Лесные дали». Случай беспрецедентный: автора семи романов, тираж которых превысил миллион экземпляров, сионистская мафия не допускает в Союз писателей. Наконец-то члены приемной комиссии поняли всю нелепость положения и проголосовали «за». Но это была лишь первая инстанция. Окончательное слово осталось за секретариатом Московской писательской организации. Основными докладчиками о моем творчестве на секретариате были назначены известные русские писатели Иван Акулов и Петр Проскурин, придерживающиеся патриотических позиций. Это вызвало тревогу в сионистских кругах, которые намеревались во что бы то ни стало не допустить положительного решения о принятии меня в Союз писателей. Для этой цели они решили бросить в «бой» свою гвардию: поблескивающих Золотыми Звездами Героев Соцтруда Валентина Катаева и Юрия Жукова, журналиста из «Правды», не имеющего отношения к художественной литературе. На подхвате был отличающийся агрессивным экстремизмом Александр Борщаговский. Атмосфера на секретариате, как мне рассказывали товарищи, была напряженной. Чувствовался водораздел между русскими и русскоязычными писателями, т. е. евреями. Петр Проскурин, сделав объективный анализ моего творчества, выразил удивление, что я до сих пор не член Союза писателей. Он был «за». Признанный мастер художественного слова фронтовик Иван Акулов, автор великолепного романа о войне «Крещение» и других книг, в своем выступлении сказал: «Значимость каждого писателя измеряется прежде всего широтой общественного звучания его произведений. И справедливо говорят, что писатель — это голос своего времени, это совесть и память народа… Именно таким писателем своего времени я считаю И. М. Шевцова. У его книг завидная судьба: они никогда не лежат на прилавках магазинов или библиотечных полках, потому что читатели самых отдаленных уголков нашей Родины знают Шевцова и охотно, с увлечением читают его…

Ему хорошо удается проникнуть в психологию своих героев, так как он не выдумывает их, а берет из жизни. Человек большой, глубокой эрудиции, он прошел нелегкий и богатый событиями жизненный путь. И. М. Шевцов — зрелый, давно сложившийся художник».

Примерно в том же духе выступил и третий официальный докладчик Виктор Стариков. И тогда в бой рванулась «оппозиция». Запев дал А. Борщаговский. Он вещал: «Лесные дали»— роман неудавшийся, его достоинств литературных просто нет… «Набат», в сущности вся вторая часть этого романа, сконцентрирована на попытке показать опасность мирового сионизма». Последняя фраза открыла «секрет», из-за которого был поднят такой шум. Выступление Ю. Жукова подтвердило этот «секрет». Он начал с того, что хочет сделать политическое заявление. А прозвучало оно так (все выступление цитирую со стенограммы): «Мы хорошо и давно знаем Шевцова, знаем вред, который он принес своим книгами. Относительно «Набата». На днях в «Монд» (французская газета — И. Ш.) была опубликована большая рецензия Плюща на этот роман, — не знаю, читали его в приемной комиссии. Я понимаю, что Плющ наш политический враг (диссидент в эмиграции — И. Ш.) и он, естественно, уцепился за этот роман для того, чтобы показать так называемое лицо официальной советской литературы… Шевцов, который и раньше известен своими произведениями, сейчас выступил с таким романом. Я бы не обратил внимания на эту статью (Плющ, естественно, подонок), но там имеется огромное количество цитат из романа, направленность которых совершенно ясна и свидетельствует о политических симпатиях самого Шевцова… Мне непонятна постановка вопроса о приеме этого человека в члены Союза писателей. Я буду голосовать против».

Это «политическое заявление», а точнее, донос, сделано не в 37-м году, а в самое что ни есть «застойное время», когда судьбу Отечества решали «агенты влияния» типа журналиста Ю. Жукова. Нельзя без иронии смотреть на политические кульбиты Жукова. Роман «Набат» он сам., не читал. Но он читал на него разгромную статью «нашего врага» и «подонка» Плюща, опубликованную в просионистской французской газете. И он солидарен с подонком и врагом, он идет с ним в одной упряжке и в то же время не решается сказать, в чем заключаются «политические симпатии самого Шевцова». Зато о них прямо объявил Борщаговский: «попытки показать всю опасность мирового сионизма». А это — табу, строго запрещено.

Следующий за Жуковым «агент влияния», Валентин Катаев, до того был разъярен, что не нашел хотя бы мало-мальски убедительной критики и просто выкрикнул в истерике: «Если мы примем Шевцова, мы себя дискредитируем. И нам стыдно будет смотреть людям в глаза». Когда-то молодой писатель В. Катаев цинично сказал И. А. Бунину: «За 100 тысяч убью кого угодно. Я хочу есть, хочу иметь хорошую шляпу, отличные ботинки». И ему не стыдно было смотреть в глаза Нобелевскому лауреату, великому русскому художнику слова. Циником он был всю свою жизнь, цинизмом отмечены и его последние произведения, а также редактируемый им журнал «Юность».