Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека

Чего не отнимешь у Егора Кузьмича, так это умения выражать свои мысли эмоционально, взволнованно, метафорически. Одним словом — идеолог! Суховато-приземленный стиль экономиста Рыжкова и орговика Капитонова, тоже неожиданно раскритиковавшего проект антиалкогольных документов, поблекли на фоне ярких монологов сибирского трезвенника.

— Среднемировой уровень потребления алкоголя — пять литров в год на человека, — сокрушал своих оппонентов Лигачев. — В дореволюционной России на душу населения приходилось 4,7 литра. Сейчас с учетом кустарного хмеля — от 17 до 20 литров. В 20 регионах страны — от 25 до 31 литра, в 30 регионах — от 20 до 25 литров. Научно доказано, что при душевом потреблении, равном 25 литрам, наступает самоуничтожение нации.

И вновь маятник генсековского расположения качнулся. На этот раз окончательно в сторону Лигачева и Соломенцева:

— Постановление принимается в предложенном виде. Доводы Николая Ивановича при всей их серьезности отражают ведомственные интересы. Никонов тоже вроде возражает, и мы знаем почему: беспокоится за судьбу сельхозугодий под винопродукты. Воротников, Капитонов — их тревога тоже понятна, имеет свою мотивацию. Но мы, товарищи, затеваем великое дело общенародной, общегосударственной важности. Уверен, люди нас поддержат. Они ждут от нас поступков, а не разговоров. Полумерами здесь не обойтись. И начинать надо с центрального аппарата, покончить с пьяным ритуалом приема гостей из Москвы на местах. Борьба с пьянством не должна быть трибунным водолейством, канцелярскими забавами, как многие кампании, проводимые партией в застойные годы!

Самое идиотское для России начинание

Вдоволь наиздевавшись над антиалкогольной кампанией и ее отцами-основателями, обозвав эту затею самым идиотским для России начинанием (да у нас никто не знает, отчего Пушкин умер, а как очищается политура, всякий знает, — смеясь, наперебой цитировали Веничку Ерофеева), нынешние властители умов, воспевая обилие емкостей причудливых форм на каждом углу, не устают повторять, что трезвость — это глупость, придуманная святошами, что алкоголь, кроме пользы, ничего принести не может.

— Во Франции много лет вино доступнее и дешевле минеральной воды, но что-то не доносится до нас сведений о деградации французского народа и самоуничтожении французской нации, — говорил один известный союзный парламентарий, подвергая в 1990 году жесточайшей критике Горбачева и Лигачева за «сухой» указ 1985 года.

Выходит, оба Михаила Сергеевича (генсек и Соломенцев) вкупе с Егором Кузьмичем занимались пустым и общественно вредным делом, лишая русского человека удовольствия, столь распространенного на Западе?

Ох уж эти скоропалительные выводы, сделанные во время кратковременных поездок по Парижам! Между тем, французские медики бьют тревогу: нация, по их мнению, под угрозой вырождения. Они уверяют, что в благословенной Франции, которая пришлась по душе нашему депутату-туристу, из каждых десяти рождающихся детей только один ребенок здоров. Остальные девятеро — «виноградные дети». Термин-то какой! Не от трезвой жизни в Париже создан и финансируется за счет государства Высший комитет научных исследований и информации по алкоголизму.

И столь любезная нашему парламентарию Франция не исключение. Все развитые цивилизованные страны понасоздавали зачем-то массу трезвеннических организаций, финансируемых из государственной казны. В США, где по официальной статистике более 14 миллионов алкоголиков, это центр алкогольных знаний и национальный институт алкоголя и алкоголизма, в чопорной Великобритании — институт изучения алкоголя, в маленькой Швеции с ее привлекательным социализмом — международный институт антиалкогольной политики, в Финляндии, которую ставят в пример всеобщего благоденствия, достигнутого потому, что она отделилась от России и не пошла по пути строительства социализма, — институт социальных исследований проблем алкоголизма.

То есть алкоголизация населения угрожает и американцам, и англичанам, и французам, и финнам, и прочим разным шведам. Государства всего мира признают, что алкоголизм, пьянство наносят колоссальный ущерб экономике, нравственности, и потому имеют долговременные программы отрезвления населения, утверждения здорового образа жизни. Стало быть, борются с бедой, от которой страдают сограждане.

И конечная цель этой борьбы в том, чтобы выбор пить или не пить определялся исключительно волей самого человека и никем больше. У нас же верховные головы исходили из того, что борьба с пьянством — это борьба со спиртным, конечная цель которой сведение хмеля на нет, поскольку русский человек будет пить до тех пор, пока на прилавках будет стоять хоть одна бутылка. Кончится водка — кончится и пагубная страсть.

— Мне казалось, что каждый нормальный человек может прожить без регулярного, частого принятия спиртного, — признавался после Лигачев.

«Мне казалось…». Вот вам альфа и омега мотивации государственных решений. Глубочайшая проработка вопроса, учет мировой практики и возможных последствий, законов матушки-природы наконец, — все подменялось непрерывным солированием, амбициозностью, непререкаемостью собственного мнения очередного верного ленинца, по стечению обстоятельств попадавшего в Кремль.

Надо отдать должное Егору Кузьмичу, нашедшему в себе мужество сказать трудные для него слова:

— Нам показалось, что с алкоголизмом можно было справиться. Лозунг «За полную трезвость!» я считаю явной своей ошибкой. Это было забегание вперед.

Ладно, Лигачев — сибиряк, там толку в легких винах народ не знает, предпочитает напитки покрепче, хотя Егор Кузьмич неоднократно заявлял, что он ценитель такого хорошего грузинского вина, как «Киндзмараули» и «Хванчкара». Но Горбачев, Горбачев! Трудно представить, как мог он спокойно взирать на то, что делалось в стране. На его родном Кавказе, в Крыму, в Молдавии вырубили почти всю виноградную лозу — ту самую, что десятилетиями бережно выводили. В войну, когда оставляли Крым, особо драгоценные сорта виноградной лозы вывозили на подводных лодках, чтобы врагу не достались. А в восемьдесят пятом сами выкорчевывали, уничтожали.

В Кумской долине, где сосредоточено две трети виноградарских хозяйств Ставрополья, под плуг попал каждый пятый гектар виноградников. На металлолом порезали полтора десятка дорогих линий по розливу вин, разрушили шикарные дубовые емкости, в которых хранилось по две тысячи ведер винного материала. Но самое тяжелое последствие — потеря кадров, династий, аккумулировавших опыт столетий. В Грузии и Армении начальники заставляли крестьян выливать в землю вина из больших деревянных чанов и, чтобы больше не занимались виноделием, собственноручно заливали в древние емкости, оставшиеся от дедов, керосин.