Павел Мельников-Печерский - Очерки поповщины

И встарь, как и теперь, русский народ каждое событие, выходящее из ряда обыкновенных и близко касающееся его домашнего быта, его собственных дел, объяснил по-своему. Объяснения бывали и бывают иногда до крайности нелепы, но они всегда замечательны, как выражение народных симпатий данного времени. Так было и при исправлении церковного обряда Никоном.

Откуда эти «новшества»? Кто возбудил Никона рушить старую веру? Чье веление творит он? Такие вопросы двести лет тому назад задавали себе на Руси ревнители старины. Первым виновником оказался, разумеется, дьявол, всегда иский кого поглотити, исконный пакостник роду христианскому. А за ним — папа римский, которому на этот раз, разумеется, и в голову не приходило ничего подобного. В то время и великоруссы и южноруссы были страшно озлоблены против поляков и римского костела. В Московском государстве у всех еще на свежей памяти были недавние события смутного времени и фанатическое зверство римских католиков в самых стенах Кремля. Люди Московского государства были современниками польских неправд и неистовств при варварском, насильственном, кровавом обращении южноруссов и белоруссов в унию. Малороссия только что поддалась «под высокую руку» православного царя, избегая польско-католического ига. Царь в Литве победоносно мстил обиды и многие неправды польского короля и панов рады. Уже Вильно и Гродно были наши, сама Варшава трепетала в ожидании очереди сделаться московским пригородом. Москвитяне находились в напряженном состоянии. Всякое зло приписывалось ненавистным полякам и козням римского двора и иезуитов. Эта ненависть поддерживалась и усиливалась разными сочинениями, писанными в литовской Руси с целью охранить православие от католицизма. По тогдашним московским понятиям, злее, душепагубнее латинства во всем мире другой ереси не было. И пустили враги Никона по народу слух нелепый, но зато быстро распространившийся от Днепра до Байкала и повсюду принятый за истину, не требующую доказательств: «Поляки да римский костел, чрез врага Божия, Никона, хотит замутить русскую землю». И пошли по народу одни толки за другими. И пошла по людям мирская молва, что по морю морская волна. И было много смятения в людях.

«Православный государь за многия неправды польскаго короля и панов рады и всей Речи Посполитой, с помощию Божиею и своим государевым счастием, отмщение чинит и храбрством своим, доброхотством же и многою службою и кровавыми ранами и потом христолюбиваго воинства, православныя церкви от прелестнаго папежского насилия боронит, — а на Москве сидит мордвин и всем царством мутит, держа руку государевым злодеям и последуя богоотметному римскому костелу». Так говорили в Московском государстве.

«Яко новый Иуда и святых православныя веры догматов отметник, Исидор митрополит зломудренный на злочинном флорентском соборе латинскую ересь прия и римскому папежу любезно прилепися; яко бесовский сын и страдник Игнатий-грек, во дни растригины на патриаршем престоле бывый и Божиим попущением, врага же человеческаго, диавола, действом, жезл святителя Петра в скверной руце своей державый, пагубному костелу и зловерным езувитам, тако же и папежу римскому себе предаде; — тако и сей многомятежный Никон, смутитель российския земли, латинскую, Богом ненавидимую ересь прия, к римскому костелу прилепися, повеления зломудраго папежа творяй, проклятаго папы Формоза и сына погибельнаго Петра гугниваго предания соблюдаяй, крайнюю лесть богомерзкаго латинскаго учения… в людях Московскаго государства проповесть, хотяй всех православных христиан широкими путьми пространнаго жития в кромешную бездну адову ко отцу своему, диаволу, привести». Так говорили на Москве, так говорили по городам, по селам, по деревням.

«Никон, толковали, приемший латинский (четвероконечный) крыж, ругаяся истинному и животворящему кресту Господню, трисоставному, осьмиконечному, нашил его, святыне и Богу Всевышнему ругаяся, на своих башмаках, да скверныма своима ногама ежечасно попирает святое знамение, его же беси трепещут и еже вселенную утверди».

«Никон, говорили, отметнув святый жезл Петра Чудотворца, повеле его своим страдникам в нуждную яму вкинути, а на своем скверном жезле змии антихристови немецкою хитростию устрои, и егда свою литургию богоотменную служит, благочестивые и христоподражательнии людие воочию зрят, яко не святый омофор, но некий мерзкий и престрашный, чермный змий на плещах его висит, ползая и трегощуще».

Таковы были народные толки о Никоне. [4]И раздался по городам и селам, по лесам и пустыням тот самый ясак, [5]который лет сорок до того «воздвиг от сна уснувших», по выражению Минина. [6]Ясак тот был: «погибает вера православная!». Еще живы были старики, что в юности порадели делу земскому, ходили с Кузьмой Захарьевичем да с князем Дмитрием Михайловичем очищать Москву «от польских людей и от русских воров». «На то ли мы боронили святоотеческую, православную церковь, — говорили они теперь, — чтобы с Никоном-отступником зловерию последовать и, впадже в смрадную яму еретичества, душами и телесами погибнуть?» Противление патриарху до того дошло, что не только по многим церквам царствующего града Москвы, но и в самом Успенском соборе священники и причт не переставали служить по-старому, по-Иосифовски. При самом служении патриарха в этом храме священник Иван Неронов не допускал чтецов троить аллилуйю и много раз споривал о том с самим Никоном, к явному соблазну богомольцев. Неронов был в милости при дворе, и Никон в то время еще не решился строго поступить с ним. [7]«И мнози, — говорит один из известнейших раскольнических писателей, — яко от священных, тако и от мирских, о того (Никона) новинах смущахуся, и великия молвы и мятежи в Российской земли совершаху». [8]

А между тем чума ходила по России, и были повсеместные неурожаи. Страшная была гибель народа. Мы, современники холеры, не можем вполне представить всех ужасов, которыми сопровождалось моровое поветрие 1654 года. Города опустели; посадские люди и крестьяне, которые не умерли, разбрелись врознь. Хоронить было некому; трупы гнили в домах; иные деревни вымерли поголовно. [9]Поля остались незасеянными, кустарниками поросли. Оттого голод пошел, и на все непомерная дороговизна. Народ молился, женщины по ночам таинственно опахивали селения, мужчины по обету строили «обыденные» церкви, обретались чудотворные иконы и, как гласят благочестивые предания, избавляли целые города от мора. Народ страдал и всю беду сваливал на того же Никона. «То — Божие наказание, — говорил он, — за то, что многие христиане, последуя за Божиим врагом, отринули святоотеческие заветы и предания». Стояли необычайные морозы, были страшные бури, градом выбивало поля, а на небесах то и дело видимы были знамения: столпы кровавые ходили, солнце меркло, явилась огромная звезда с метлой… «Зрите, православные, зрите знамения гнева Господня, излия бо Вышний фиал ярости Своея, грех ради наших. А за то всеблагий Творец род христианский наказует, что многие пошли по следам врага Божия и Пречистыя Богородицы — волка Никона!»