Павел Мельников-Печерский - Очерки поповщины

«У греков вера пестра, — говорили двуперстники, — по взятии турским салтаном Царьграда православие у них погибло, и они теперь, под личиною православия, содержат ереси: латинскую, кальвинскую и армянскую». «А Никон к нам хочет вводить сию пеструю веру!» — говорили другие. И когда указывали им на восточных патриархов, сидящих на апостольских престолах, что и они содержат те самые обряды, которые Никон теперь велел на Москве исполнять, что эти патриархи вполне одобрили новые книги, — слушать ничего не хотели двуперстники, начитавшиеся «Проскинитария», и отвечали увещателям: «Знаем мы тех патриархов, знаем мы, как они с богомерзкими турками с одного блюда мясо едят». А тут Аввакум-протопоп из заточения рассылает грамотки, двуперстники переписывают их в сотнях экземпляров. И говорит Аввакум вслух всей России: «Мудры б-ны дети греки; да с варваром турским с одного блюда патриархи кушают рафленыя курки, а русачки миленькие не так: в огонь полезут, а благоверия не предадут». [14]

Задавали себе русские люди, ревнители старины и старого обряда, вопрос: «православны ли греки?» — и всегда почти решали такой вопрос отрицательно. «Ведь сами же греки сказывали, что им надо ездить в Москву учиться православию, а теперь хотят нас учить».

«Сказывают, — толковали на Руси и в домах, и на базарах, и на других многолюдных собраниях, — сказывают, что и крещены-то греки не в три погружения, а обливаны, как обливают в римском костеле. А крещение такое несть крещение, но паче осквернение. И в черкасских городех (Малороссии) тоже обливают, и в Киеве водится та же ересь, и у белоруссцев, а все оттого, что тамошние люди всегда были под греческим, цареградским патриархом, а не под нашими, православными. Оттого святейший Филарет, патриарх московский, и велел крестить белоруссцев совершенно». [15]

«Везде нарушена вера православная, только в Московском государстве до дней наших стояла она твердо и сияла яко солнце. А теперь и у нас враг Божий Никон хочет ее извести»… «Что же это значит? К чему все это идет?» — спрашивали грамотеев скорбные, упавшие духом люди. Грамотеи раскрывали свято почитаемую народом и опороченную Никоном «Книгу веры», собирали вокруг себя кружки и, возгласив «внемлите, православные!», так читали и толковали:

«По тысящи лет от воплощения Божия Слова бысть развязан сатана, и Рим отпаде со всеми западными церквами от восточныя церкви. В 595 лето по тысящи жители в Малой Руссии к римскому костелу приступили и на всей воли римскаго папы заручную грамоту дали ему. Се второе оторвание христиан от восточныя церкви. Егда же исполнится 1666 лет, да нечто бы от прежде бывших вин зла некаковаго не пострадати и нам».

Роковой год приближался. Число 666 есть число апокалипсического зверя. Не народился ли в лице Никона антихрист? Такой вопрос возник у двуперстников и был решен положительно. Возненавидели Никона все от мала до велика, и не было ему другого имени, как враг Божий да антихрист. А он строил себе свой Воскресенский монастырь, по подобию великой иерусалимской церкви, спорил с боярами, поссорился и с царем. Самовольно оставив престол святителя Петра, засел он в своем Новом Иерусалиме и ни шагу в Москву. Между тем раскол церковный с каждым днем развивался более и более. Государь то и дело изо всех концов царства получал челобитные на Никона, с просьбой восстановить нарушенный им обряд. Двуперстники твердо были уверены, что долго созываемый собор для суда над Никоном отвергнет его «новшества». Собор как нарочно собрался в роковом 1666 году. Никон был осужден, но все распоряжения его по исправлению обряда одобрены и утверждены, а ревнители старины преданы анафеме.

«Погибло православие!» — завопил народ, ревностно преданный старине. И был стон и плач по селам и деревням, в лесах и пустынях.

Стали ждать с часу на час трубы архангела. «Мир кончается, антихрист явился, близок час страшнаго суда христова!» — говорили повсюду.

При таком настроении умов совершился в русской церкви раскол старообрядства.

На стороне противников Никона, ревнителей упраздненного в господствующей церкви обряда, оказались не исключительно одни белые священники: были и монахи, были даже архиереи. Таковы, по сказаниям раскольников, были: Макарий новгородский (1663), Маркелл вологодский (1656), Александр вятский (1679) — три иерарха северной части Великой России, где первоначально появились, дольше употреблялись и сильнее чем где-нибудь укрепились обряды, отвергнутые Никоном и проклятые собором 1667 года. Из названных архиереев дожил до этого собора один только Александр. Он был призван к соборному суду, раскаялся в своем заблуждении, был принят в общение с церковью, но через семь лет опять пошел по старине, самовольно оставил вятскую кафедру и удалился в пустыню, подле Сольвычегодска. Не видно, однако же, из письменных памятников того времени, как церковных, так и раскольничьих, не сохранилось и в преданиях, чтобы архиереи новгородский, вологодский и вятский при самом начале раскола поставили для старообрядцев изначала желаемого ими архиерея.

Более явно, более гласно воспротивился Никону епископ Павел коломенский. Он был земляк Никону, и у них были старые между собой счеты. Под соборным постановлением 1654 года (при издании «Служебника») Павел написал следующий протест: «аще кто от обычных преданий святыя кафолическия церкви отымет, или приложит, или инако развратит, анафема да будет». Никон увлекся: осудил личного врага своего без собора и сослал его в монастырь Палеостровский, что на берегу Онежского озера.

Имели старообрядцы попов довольно, но не было у них архиерея. Отделяясь от господствующей церкви не из-за догматов, не из-за форм церковной администрации, а лишь из-за обряда, они признавали, согласно православному учению, что в истинной церкви, которая, по слову спасителя, будет стоять до скончания мира, необходимо нужны три чина иерархии: епископский, иерейский и дьяконский, с преемственным от самих апостолов рукоположением. Необходимость иметь архиерея была для них крайне чувствительна. Потому приходившие к Павлу в палеостровское заточение, для собеседования и ради благословения, старообрядцы-двуперстники просили его о посвящении им архиерея. Видно, Палеостровский монастырь вовсе не был такою крепкою тюрьмой, какою представляют его некоторые раскольнические писатели, рассказывая о темничном заточении страдальца Павла. К нему имели свободный доступ. Он поучал приходящих, приказывал им свято хранить предания и крепко держаться иосифовских книг и старых обрядов, поддерживал в них ревность к старине, ненависть к Никону и его «новшествам», но вопреки некоторым позднейшим сказаниям решительно отказывался от посвящения не только архиерея, но даже и священника.