Михаил Ходорковский - Человек с рублём

День 5 декабря 1991 года (ирония судьбы: ровно 55 лет назад в этот день 1936 года появился новый красный день календаря, была принята самая лицемерная из конституций – сталинская, конституция так называемого победившего социализма, возведшая в ранг закона охоту на частную инициативу и предпринимательство, вбившая последний гвоздь в гроб с нэпом) можно смело назвать хотя бы полуисторическим. В этот день российский парламент дал возможность бизнесменам любого масштаба начать отсчет спокойных ночей, не бояться, что вот-вот придут представители закона и на законном основании препроводят в тюрьму, конфисковав все нажитое, благодаря работе в предприятии или учреждении, официально зарегистрированном, существующем легально, в соответствии с российскими же законами. Наконец-то ликвидирована двусмысленность, инициативу и предприимчивость сковывавшая: кому приятно обогащаться с официального благословления власти и ждать, а не придут ли за тобой? Право на репрессивные меры давала статья Уголовного кодекса, предусматривавшая изоляцию от общества и грабеж до последней нитки (извините, конфискацию) за частнопредпринимательскую деятельность. Чем больше заработано, тем большее наказание определяла эта едва ли не самая вредоносная статья УК, приведшая страну к жизни за гранью бедности.

Мы оба не робкого десятка, черных дней пережили немало, в МЕНАТЕПе работали на износ, фактически без отпусков и выходных, но даже спать ложились с ежом под рубахой, никогда не оставляла мысль – могут и прийти. Не посмотрят на то, что мы оба советники Председателя Совета Министров России, что каждый шаг МЕНАТЕПа обговаривается с лучшими юристами страны, что мы зверски требовательны к бухгалтерии, чтоб она, не приведи Господь, не проморгала хоть копейку, утаенную от обложения налогом, что мы пополнили державный бюджет налогами на несколько сот миллионов рублей. И все-таки, пока существовала эта клятая статья УК, мы не избавились от червя сомнения: нас могли арестовать на самом законном основании.

Связи позволяли – мы узнали, что досье на нас обоих ведется, папка разбухает, ждали команды «Брать!» Памятна была и история с Соколовым, бывшим директором знаменитого Елисеевского магазина (надеемся, читатель не подумает, что мы ставим себя с ним на одну доску). Нам было известно, что его много месяцев пасли – от момента обнаружения преступной деятельности до ареста. Столь затянувшаяся «пастьба», как простодушно объяснил нам опер с Петровки-38, объяснялась двумя причинами:

– С нас требовали показателей, крупных дел. Ну, взяли бы мы его с мелочевкой, подумаешь, взятка в одну-две тысячи рублей, даже рапортовать стыдно, малька защучили. Вот мы его – под колпак – дали упаковаться как следует, он рубли и считать перестал, валютой увлекся. Пока до акулы не дорос, мы его и не трогали: чем больше конфиската, тем больше нам славы, показатели сразу в гору.

– А не могли вас хотя бы покритиковать за то, что вы проморгали, не пресекли преступление в зародыше?

– Так ведь слава шла не нам одним. Муха, помните, весь день просидела на спине у лошади, потом всю жизнь хвасталась: «И мы пахали». Желающих сказать «И мы пахали» всегда в избытке, каждый рапортовал по инстанциям, так что с этой стороны был полный ажур.

– А вторая причина?

– Ну, она от самых высоких верхов шла. Соколов пешкой был, от него ниточки да-а-а-алеко протянулись. Кому-то, – опер поднял палец, – очень Соколов как жулик пригодился: кого-то спихнуть, кому-то расчистить дорогу, у него же такие верха столовались – жуть! Мы уже все его связи определили, все тайники знали, боялись: как бы с такими капиталами, куда не уплыл, а нам, – палец опять взметнулся к небу, – одно твердят: «Рано». – Пулькой поспешили убрать, слишком много знал, мог и расколоться.

Мы трезво рассудили, что можем оказаться подсадными в большой политической игре. Надо будет скомпрометировать руководство Белого дома – вот он, компромат: уголовные преступники – в советниках, досье – многопудовое, судебный процесс по телевидению: у нас же гласность. И кому какое дело, что в советники мы не рвались, по бухгалтерским ведомостям Белого дома не значимся, работали бесплатно, хотя времени и на МЕНАТЕП не хватало. Просто недостало сил отказать новой власти, которой, нам представляется, мы были полезны.

По острию ножа мы ходили с первых дней образования МЕНАТЕПа. Нас пригласили переправиться на берег предпринимательства, хотя юридический брод еще не существовал даже в зародыше. Не исключалась и такая возможность: дряхлые государственные структуры работать на прибыль не могли, вот и призвали нас, молодых, предприимчивых: вы накопите, а мы вас за это – посадим, с конфискацией. Вы уж только не обессудьте: статейка-то в УК есть, вот мы ее и задействуем.

Каждый шаг МЕНАТЕПа был ездой в незнаемое, т. е. фактически в незаконное. Мы занялись посреднической деятельностью, скупкой и перепродажей, состыковывали заказчика и исполнителя, помогли многим предприятиям избавиться от неликвидов, позарез нужных в других местах, пустили в оборот лежавшее мертвым грузом, оживили замороженные ценности, все пустили в оборот, наработали на производство материальных благ – чем энергичнее мы крутились, тем становились – опаснее! Не стыковалась наша предприимчивость с развитым социализмом: не принято было так зарабатывать и по стольку зарабатывать.

Один из нас только в МЕНАТЕПе почувствовал себя человеком: инженер-программист высшей квалификации, подрабатывавший на погрузке-выгрузке вагонов, не чуравшийся самой черной работы, зарабатывавший мускулами, в МЕНАТЕПе за две недели заработавший головой три тысячи рублей, только тогда понявший, что мозги дороже ценятся, чем мускульная сила, – только тогда начал отсчет новой жизни.

Не боясь обвинений в нескромности, наберемся смелости утверждать: благодаря МЕНАТЕПу и в МЕНАТЕПе сотни специалистов вдруг осознали, что у них есть голова, что она не приложение к диплому о высшем образовании, а имеет самостоятельную ценность. В прежних структурах на человека с неоконченным высшим смотрели как на недоучку. В МЕНАТЕПе иные из недоучек оказались на коне, со знанием дела руководят кандидатами и докторами наук, растут как на дрожжах. Они много читают по избранному профилю, сопредельным направлениям, работа для них не повинность, а потребность. Сняты всякие ограничения на возрастной или образовательный ценз, требуются работники, личности. МЕНАТЕП оценил их по достоинству, установив оплату их труда эквивалентной вкладу. Хороший работник – это дорогой, очень даже дорогой работник.