Игорь Беркут - Брат

Президент отодвинул край тяжелой бархатной шторы. За нею был внешний мир — опасный и враждебный. На подступах к воротам Банковой бесновалась толпа, украшенная разноцветьем флагов. Доминировали желто-синие знамена, разбавленные красными и малиновыми — Объединенной Республики Донбасс (ОРД), народного движения «Юг», разношерстных левых и казачьих сотен, сформированных под видом «казаков» из ветеранов спецназа. «Ми непереможнi! Ша-а-аблi догори!», «Вставай, проклятьем заклейменный весь мир голодны-ых и рабов!» — многоголосо гремело над Киевом. Песнопений не могли заглушить даже частые автоматные очереди — это шли в расход «враги народа», к которым безо всякого суда и следствия причислялись министры и депутаты, захваченные объединенными коммуно-националистическими дружинами прямо в служебных кабинетах.

От взрыва в подвале загудел пол Секретариата. Дикий, неистовый крик прокатился зданием, где уже пятый день скрывался президент и те его немногочисленные соратники, которым выпало испить горькую чашу до дна… Нечеловечески кричал глава Секретариата Президента (СП) — это стало ясно с первой же секунды. «Конец… — отрешенно подумал Он. — Отрезан последний путь к спасению…» Обломками завалило подземный ход, обустроенный когда-то еще для Данилыча. Ход был прорыт под Днепром и выводил прямо в кухню неприметного особняка, расположенного в украинской «золотой деревне» под Киевом — Конче-Заспе. С виду секретный объект ничем не отличался от загородных домов киевских мультимиллионеров, построенных по соседству. Зато принципиально иной была начинка — четырехуровневый подземный бункер, оснащенный всем необходимым для комфортного существования первых лиц государства вместе с родственниками и прислугой. В случае прямой угрозы жизни и невозможности покинуть страну, бункер позволял отсидеться под землей несколько лет, до очередной смены власти или просто до лучших времен, когда общество, в очередной раз оправившись от эйфории, нахлебается новой реальности, которая, как всегда, окажется ничуть не лучше старой.

…Главный кабинет страны был теперь жалок: изысканный стол для переговоров, инкрустированный по желанию жены президента красным индийским золотом, загроможден использованными пластиковыми тарелками, объедками, распечатанными и недопитыми бутылками грузинского вина, здесь же — смятые документы с грифом «секретно». Мусор на полу осенней листвой шуршал под ногами — убирать некому, весь персонал сбежал из Секретариата, как только запахло жареным.

… Министр обороны сошел с ума неделю назад, когда перед решающим сражением с Таманской дивизией российских войск в районе Обухова у него потерялась первая гвардейская украинская контрактная армия: 950 хлопцев, которых насилу собрали по селам и отдали на полгода в надежные руки американских военных инструкторов, в ужасе разбежались за два часа до боя, так и не услышав настоящих выстрелов и не увидав настоящих взрывов. Бросив автоматы, храбрые контрактники мгновенно рассосались по ближайшим селам и хуторкам, где их приютили, обогрели и спешно переодели в гражданское местные жители. Через пару часов несостоявшиеся вояки вместе с сельчанами радостно встречали колонны российских танков и БТРов, двигавшихся на Киев. Русские охотно соглашались выпить чарочку горилки на брудершафт с принаряженными председателями сельсоветов, обнимали заплаканных от счастья женщин, хлопали по плечу мужиков, взасос целовали раскрасневшихся девчат в украинских веночках, подававших на вышитых рушниках и горилку, и подкопченное сальце, и, разумеется, хлеб-соль. «Слава освободителям!» — то и дело звучало в толпе. Русских забрасывали поздними осенними хризантемами, вместе с ними хором пели песни о Москве и танцевали гопак. Такими были сводки с передовой русско-украинской войны.

В памяти президента всплыла картина: в самый напряженный момент селекторного совещания Совета обороны по важнейшему вопросу гарантий безопасности для членов семей высших должностных лиц государства в период войны с Россией в кабинет в панике ворвался начальник Генштаба. Пока Совет рассуждал, где лучше пересидеть войну детям и внукам украинской политической элиты — в Париже или в Лондоне, начальник Генштаба истерически грохал кулаком по столу, требуя немедленно объявить всеобщую мобилизацию. В ответ на это министр обороны доложил по селектору: миссия невыполнима. Продовольствия в армии осталось ровно на десять дней, техники и оружия в наличии нет: все относительно современное движимое и стреляющее армейское имущество еще в прошлом году обменяли на «Хванчкару» и «Кинзмараули» в Грузии, остальной хлам если не разворовали, то давным-давно распилили на металлолом. В качестве неоспоримого аргумента президент сунул под нос начальнику Генштаба свой указ о последнем призыве, где черным по белому сообщалось о сокращении армии до численности генералов и их личных адъютантов и досрочном переходе вооруженных сил страны на контракт под патронатом Госдепартамента США. В ответ главный штабист грязно выругался и, выхватив табельный пистолет, принялся в упор расстреливать президентскую коллекцию уникальных глиняных горшков (глечиков)…

…От сокрушительного удара брони БТРа тяжелые кованые ворота, преграждавшие путь к Секретариату, грянулись об асфальт. Толпа ворвалась во двор. Шум за окнами стал громче. Народ, опьяненный осознанием собственной значимости и скорой победы, требовал правосудия — здесь и сейчас. Бешеный натиск едва сдерживали несколько сотен вооруженных людей, переодетых в форму бойцов государственной охраны. Они — единственный рубеж, последняя надежда.

Президент глубоко вдохнул спертый воздух и уронил себя в кожаное кресло — мысль о последней надежде сдавила горло.

…Первой надеждой был палаточный лагерь гражданского протеста, развернутый на Майдане отдельными депутатами-ветеранами Помаранчевой революции, не сбежавшими за рубеж и не принявшими сторону врага. Таких оказалось не больше десятка, поэтому желающих встретить оранжевыми флагами русские войска и примкнувших к ним повстанцев пришлось собирать по студенческим общежитиям и подворотням, предлагая огромные деньги — 800 долларов за сутки. По разным данным, отрывочно и бессистемно поступавшим в Секретариат, лагерь не продержался и двадцати минут. Гражданский протест захлебнулся. Палатки были сметены в одно мгновение, «протестующие» — студенты и бомжи — не оказывая никакого сопротивления, растворились в толпе. Молодежь, смеясь и отпуская шуточки в адрес поверженной власти, сдергивала с удочек «помаранчевые» флаги и тут же определяла на их место знамена ОРД или стяги Запорожского казачества. Что до организаторов акции — членов парламента от пропрезидентской партии — они среди участников палаточного протеста замечены не были. Исчезли бесследно, прихватив с собой партийную кассу.