Лев Шильник - Разумное животное. Пикник маргиналов на обочине эволюции

Обычно под агрессией принято понимать нападение, причем, как правило, несправедливое. Даже словари трактуют это понятие весьма однобоко — как незаконное, с точки зрения международного права, применение силы одним государством против другого. Этология вкладывает в этот термин принципиально иной смысл и далеко не всякое нападение рассматривает как агрессию. В естественных условиях одни виды неизбежно нападают на другие, но этолог назовет агрессивным только эмоционально окрашенное поведение, сопровождающееся злобой, страхом и ненавистью. А вот этически оно, наоборот, совершенно нейтрально и не несет в себе негатива или позитива. С точки зрения этолога, говорить о справедливой или несправедливой агрессии — полнейшая бессмыслица.

Когда лиса ловит зайца, волк режет домашнюю скотину или медведь задирает оленя, — это не агрессия, а заурядное охотничье поведение. Охотник не испытывает к своей жертве отрицательных эмоций, как и вы, читатель, не питаете активной нелюбви к щуке или утке на рыбалке или охоте. А вот когда, заходясь от ненависти и захлебываясь лаем, на вас бросается соседская собака, — это пример самого что ни на есть агрессивного поведения. Отбиваясь от злой собаки палкой или швыряя в нее камни, вы тоже реагируете агрессивно, поскольку в данном случае страх и ненависть необходимо присутствуют с обеих сторон. Такая агрессия называется межвидовой и очень широко представлена в природе. Птицы разных видов могут схватиться из-за удобного дупла, годящегося под гнездо, а два хищника — не поделить добычу. Бывает и так, что потенциальная жертва яростно контратакует хищника; подобным образом поступают, например, зебры, нападая всем стадом на леопарда, и если он не успевает взобраться на дерево, ему приходится куда как несладко. У биологов это явление даже получило специальное название — мобинг (от англ. mob — «толпа»). Понятно, что поведение такого рода эволюционно полезно и выполняет важную функцию сохранения вида. Животное ведет себя агрессивно по отношению к животному другого вида, когда последнее либо угрожает ему самому (его территории, гнезду, детенышам), либо просто выглядит опасно и подозрительно.

Итак, приспособительный смысл межвидовой агрессии очевиден и в дополнительной аргументации не нуждается. Гораздо любопытнее внутривидовая агрессия, без которой природа, казалось бы, могла обойтись. Однако на практике так никогда не бывает, потому что представителям одного вида всегда есть что делить. Они вступают друг с другом в жестокие конфликты из-за территории, пищи, удобного места для отдыха, самки и многих других причин. Как ни странно, но и внутривидовая агрессия — агрессия в узком и собственном смысле этого слова — тоже служит сохранению вида. Парадоксом здесь даже и не пахнет, поскольку особи любого отдельно взятого вида не являются братьями-близнецами. Более того, чем выше тот или иной вид взбирается по эволюционной лестнице, чем основательнее темпы его цефализации, неизбежно влекущие за собой все более сложные формы поведения, тем труднее привести популяцию к состоянию устойчивого равновесия, дабы исключить борьбу всех против всех.

Внутривидовая агрессивность — хитрая штука и далеко не всегда выливается в реальные стычки, которые могут закончиться чувствительными телесными повреждениями, а сплошь и рядом ограничивается демонстрацией силы, когда противоборствующие стороны стремятся напугать друг друга, принимая угрожающие позы. В этом заложен глубокий эволюционный смысл, потому что смертоубийственное противостояние, если бы оно стало правилом, немедленно поставило бы сообщество на грань выживания.

С другой стороны, совсем отказаться от противоборства природа не в состоянии, поскольку выживание наиболее приспособленных является альфой и омегой ее долгосрочной стратегии. Это автоматически означает, что эволюционно выгоднее отказаться от кровопролитных стычек между собратьями, заменив их своеобразной психологической дуэлью, в которой почти наверняка верх одержит не самый сильный физически, но наиболее агрессивный. В особенности это касается стадных животных, которые должны худо-бедно уживаться друг с другом, чтобы сообщество элементарно не развалилось.

Природа нашла блистательный выход из положения, придумав механизмы канализации агрессии. Поскольку члены стада неравноценны по многим параметрам, в том числе и по агрессивности, между ними устанавливаются жесткие отношения соподчинения. Возникает иерархическая структура, имеющая форму пирамиды, на вершине которой находится доминант — самая агрессивная особь стаи. Он цепко держится за свой трон, судит и рядит, вмешивается в ссоры, разрешая их сугубо деспотически. Добиваясь беспрекословного повиновения, он непрерывно терроризирует соплеменников и никогда не упустит случая лишний раз подчеркнуть свое превосходство. Такой прессинг действует на психику других членов стада угнетающе, и потому их собственная агрессивность, подавленная по отношению к доминанту, настоятельно требует выхода. Решение отыскивается быстро: особи-субдоминанты находят более слабых и, в свою очередь, подчиняют их себе. У обезьян нередко можно наблюдать следующую малопривлекательную картину: униженный доминантой субдоминант стремглав бежит к своим подчиненным и жестоко их наказывает. Подобного рода поведение этологи называют переадресацией агрессии.

А что делать тем, кто находится у самого основания пирамиды? Затюканные и вечно унижаемые, эти слабейшие из слабых могут переадресовать агрессию только неодушевленным предметам. Например, некоторые птицы в поисках разрядки начинают ожесточенно клевать землю. И если поведение вожаков и авторитетов сплошь и рядом весьма неприглядно, то социальное дно выглядит куда более отвратительно и, вопреки распространенному мнению, отнюдь не является собранием всевозможных добродетелей. Мы не найдем здесь высоких порывов и стремления к справедливости, а только трусость, зависть, нерешительность и старательно подавляемую агрессивность. Такая гремучая смесь при определенных условиях может стать смертельно опасной. Политическим демагогам хорошо известны нехитрые рецепты, позволяющие в два счета спровоцировать толпу на «бунт бессмысленный и беспощадный». Кровавые массовые беспорядки, погромы и акты бытового вандализма всегда осуществляются руками социальных низов. Точно так же опрокинутые урны, раскуроченные телефоны-автоматы и загаженные подъезды красноречивее любых статистических выкладок говорят об удельном весе социального дна.

Сообщество любых стадных животных (и человек в этом ряду вовсе не исключение) представляет собой динамическую структуру пирамидального типа, в которой агрессия переадресуется с этажа на этаж, а каждый член этого сообщества знает свое место, подчиняет и подчиняется. Человеку чувствительному такое решение может показаться негуманным и даже жестоким, но факт остается фактом: несмотря на издержки, отбору удалось создать весьма эффективный и надежно функционирующий механизм, позволяющий избежать перманентной борьбы за первенство и войны всех против всех. Более того, подобная организация не только стабилизирует сообщество, но и служит основой для совместных действий. Отбор безличен и слеп, и если найдено решение, упорядочивающее межличностные отношения внутри социума и выгодное для вида в целом, оно непременно будет реализовано.