Газета День Литературы - Газета День Литературы # 86 (2004 10)

Вот дневники и мемуары и компенсируют этот дефицит, помогая читателю встретиться со временем и его героями напрямую, без посредников. И одним из таких героев как раз и является Виктор Розов — драматург, солдат, неординарно мыслящий и не боящийся эти неординарные мысли высказывать человек и писатель.

Его книга — это не просто автобиография, но свидетельство того, как искусство может дополнять собой жизнь до такой степени, что даже темные стороны эпохи начинают обретать откровенный привкус счастья. Очень символичным показался мне в ней эпизод, в котором автор описывает, как во время одного из спектаклей, который их труппа ставила в каком-то открытом среднеазиатском театрике, на них вдруг обрушилась сильная степная буря: "Фалды занавеса, кулисы, падуги начинают тихо раскачиваться. Сильней, сильней... Свет прожекторов, освещающих сцену, медленно тускнеет и сеется как бы сквозь дымку. И зритель тоже как бы колышется. Это откуда-то — из-за хребтов скалистых гор — сюда, к нам, летит вихрь из пустыни Гоби. Вихрь этот поднимает в воздух песок, сухие травы, коренья, мелкие камни, скорпионов и прочую пакость. Все это висит в воздухе, куда-то несется и по пути рассыпается; в данном случае сыплется на нас. Ветер крепчает. Костюмы трепещут на ветру... А мы искоса поглядываем в зал. Зрители, тесно прижавшись друг к другу, образовав одно мощное ядро, не покидают своих мест. Ветер крепчает. Спектакль идет. Зрители цепко держатся друг за друга... Сражались две стихии: ураган и искусство".

Именно такая ситуация, как мне кажется, повторяет себя и сегодня, только в масштабах уже всей России, где сражаются такие несовместимые стихии, как рынок и искусство. Гудит ураган, сметая на своем пути все накопленные нами за историю нравственные ценности, сыплются на нас сверху скорпионы наживы — но зрители пока еще держатся друг за друга, сохраняя свое защитное ядро. Вот только надолго ли им хватит еще сил — неизвестно...

Помнится, когда наша так называемая перестройка обрушила существовавшую ранее в стране цензуру, я подумал: ну, теперь-то на журнальные страницы вырвется столько замечательных произведений, которые были вынуждены годами лежать невостребованными в писательских столах, что чтения хватит — на десятилетия... Однако, кроме не издававшихся у нас при советской власти произведений писателей-эмигрантов да неиссякаемого наследия Андрея Платонова, действительно оставившего в своем столе романы "Котлован", "Чевенгур" и целый ряд других, не публиковавшихся при его жизни произведений, ничего по-настоящему значительного в наших журналах опубликовано не было. Оказалось, что, помимо Набокова да Солженицына, никто из наших писателей-то никогда толком и не работал. Разве что еще — Алексей Слаповский, потопивший своими романами и повестями журнал "Волга".

И вот — миновало уже полтора десятилетия абсолютно ничем не обузданной свободы творчества, а каков результат? Увы, ресурсы архивов Платонова, Набокова и других великих предшественников оказались не бездонными, а сочиняемое авторами дня сегодняшнего, если чем и поражает читателя, так это, главным образом, своей серостью и почти поголовным отсутствием мировоззренческой позиции. Хватит и половины пальцев на руках, чтобы перечислить произведения прозаиков послеперестроечного периода, оказавшихся способными вызвать хотя бы какую-то реакцию читателей и критики. Отсюда — растущее в читателях разочарование в литературе, и как следствие — падение интереса к нашим толстым журналам.

Правду говоря, я и сам последнее время открываю свежие номера "толстяков" без особого трепета, будучи почти стопроцентно уверенным, что не встречу там ни нового Достоевского, ни современного Шолохова, ни хотя бы пробующего свои силы Горького наших дней. Литература патриотического лагеря все ощутимее утрачивает свое большое дыхание — не высказывает общенациональных идей, не затевает мировоззренческих споров, не прогнозирует появления новых социальных типов; она потеряла из виду традиционно опекаемого нашей классикой "маленького человека", но не нашла пока дороги и к сердцу "нового русского", из-за чего остается невозможным появление ни новой "Шинели", ни современного "Дела Артамоновых". Публикуемые ныне в журналах тексты производят такое впечатление, будто основная масса писателей, как нерадивые ученики в школе, передирают друг у друга одно и то же сочинение, тиражируя однообразно унылые, пессимистические ситуации и множа комплексующих, не способных на поступок, героев. Оглядываясь назад, вижу буквально лишь несколько произведений, НЕ ДОБАВЛЯЮЩИХ в душу тоски и безверия — это романы "Живый в помощи" Виктора Николаева, "Безымянный зверь" Евгения Чебалина, "Русский ураган" Александра Сегеня, "Трики, или Хроника злобы дня" Леонида Бородина, повести Владимира Крупина, страницы из записных книжек Георгия Свиридова, мемуары Станислава Куняева "Поэзия. Судьба. Россия", а также дневники, эссе, путевые очерки, размышления об искусстве, паломнические записки и работы аналогичного характера некоторых других авторов.

Должен сказать, что произведения мемуарно-дневникового жанра — это на сегодняшний день та чуть ли не единственная категория литературы, которую еще действительно ИНТЕРЕСНО читать, так как она преподносит читателю не воображаемые мысли придуманных персонажей, а ПОДЛИННЫЕ чувства и впечатления РЕАЛЬНОГО автора. Если уж, как мне кажется, литература не несет в себе великих идей и великих сюжетов, то она должна нести читателю хотя бы ПРАВДУ об авторском понимании мира, жизни, истории и искусства. Во всяком случае, если в раскрываемом мною журнале есть произведения такого вот характера, то я начинаю чтение номера именно с них. И, признаться, почти все остальные материалы номера — то есть все СОЧИНЕННЫЕ писателями произведения, — как правило, проигрывают по сравнению с исповедальной прозой, даже если она и посвящена такой, казалось бы, скучной стороне жизни, как огранизационно-хозяйственные и финансовые дела, о которых щедро пишет в своих ежедневных записках ректор Литературного института имени Горького Сергей Есин. Последний из фрагментов его "Дневника" опубликован в четвертом номере журнала "МОСКОВСКИЙ ВЕСТНИК" за 2003 год и посвящен событиям еще не успевшего забыться 2001 года. Синхронность есинских свидетельств реальному ходу времени вообще является основной особенностью его дневников — читая их, кажется, что слушаешь голос радиокомментатора, транслирующего репортаж о протекающем в данную минуту матче между командами "Есин" и "Судьба". Да, в дневниковых записях Сергея Николаевича чрезмерно много значимых ТОЛЬКО ДЛЯ НЕГО САМОГО моментов — типа упоминаний о ремонте забора на дачном участке, рассказа о сложностях взаимоотношений с арендатором, оценки рукописи своего семинариста или описания ненужной ссоры с супругой. Но без этого понимание жизни интеллигенции в сегодняшней России было бы, пожалуй, неполным, потому что ремонт дачного забора — это, может быть, то единственное, что еще помогает автору не забыть, что он еще и просто живой человек, а не только машина по обеспечению функционирования учебного заведения, готовящего абсолютно не нужных государству сочинителей стихо— и прозо-продукции.