Элвин Тоффлер - РЕВОЛЮЦИОННОЕ БОГАТСТВО

Не все социальные новаторы являются сторонниками демократии, цивилизованности и ненасилия. Фанатики — религиозные, политические и просто психически больные люди — тоже могут выступить как социальные предприниматели. Некоторые террористические организации открывают школы и больницы, чтобы оправдать или прикрыть сбор средств на свои цели. И, конечно, как всегда бывает с благими начинаниями, даже самые лучшие намерения могут приводить к неожиданным отрицательным результатам.

Тем не менее если не стоит переоценивать социальное предпринимательство даже в демократических обществах, то еще большей ошибкой было бы его недооценивать. Именно благодаря таким экспериментам — удачным или наоборот — рождаются модели новых типов учреждений. Они представляют собой главную исследовательско-конструкторскую лабораторию в борьбе за создание лучшего будущего.

Однако их ценность для общества и само их существование зависят от уровня толерантности государства и общества к внутренним дебатам, несогласию и отказу от общепринятого. Социальное предпринимательство и инновации вообще не могут процветать там, где они подавляются правительством, как в Северной Корее, религиозной полицией, как в Иране или Саудовской Аравии, или же просто вытесняются силой традиции. В США, напротив, их всегда встречают с пониманием.

Социальные критики и религиозные лидеры в США могут негодовать по поводу разрушения традиционных ценностей и распространения этики вседозволенности, которые граничат с декадансом.

Их опасения уравновешиваются открытостью Америки, ее преданностью экспериментам и инновациям, ее готовностью рисковать, вкладывая средства в новые технологии, продукты, организационные формы и идеи — всем тем, что движет развитие наукоемкой экономики с 1950-х годов.

Дискредитировать или преуменьшать значение этого легко, указав на неравенство доходов, на то, что для поддержания жизненных стандартов среднего класса в семье теперь должно быть два кормильца, на государственный долг Америки, экспорт рабочих мест, бездомность и другие экономические проблемы. Даже не упоминая внешней политики, этот список можно продолжать до бесконечности.

Однако несмотря на мрачные прогнозы, которые повторяются с момента появления в бизнесе первых компьютеров, внедрение новых технологий не сопровождалось такой массовой безработицей, какой она была в 1930-е годы. Фактически сегодня в наукоемкой экономике США занято вдвое больше народу, чем в индустриальной экономике в период после Второй мировой войны. Уровень безработицы в США в последние годы значительно ниже, чем в Европе, которая развивается более медленными темпами.

Внимательный взгляд на проблемы Америки обнаружит, что многие, если не большинство негативных моментов возникают из-за того, что при исчезновении старой индустриальной экономики и социальной структуры замена им находится пока что в эмбриональном состоянии.

Упомянутые выше материальные улучшения сопровождаются значительными достижениями в качестве жизни. Согласно данным Агентства по защите окружающей среды, «загрязнение среды промышленными предприятиями и мусоросжигательными заводами уменьшилось по всем параметрам — предотвращено выпадение загрязняющих осадков, очищены русла рек и в них восстановлено рыболовство, — так что в результате произошло существенное улучшение качества воды от побережья до побережья». Более того, с 1970-х годов «совокупный выброс отходов шести основных загрязнителей сократился на 48 процентов». Кроме того, 45 процентов всей бумаги, использованной в США, идет в переработку, как и 62,6 миллиарда алюминиевых банок.

Впрочем, любые данные можно подогнать, чтобы подкрепить то или иное утверждение, и борьба против разрушения природы находится еще в начальной стадии в стране, где необходимым переменам успешно противодействует могущественное промышленное лобби. Отказ Америки подписать Киотский протокол разочаровал миллионы людей во всем мире.

Тем не менее самые серьезные вызовы экологического характера Америке и всему миру поступают от низкотехнологичных сборочных линий и доменных печей, этой «сатанинской мельницы» индустриальной эпохи, а не от менее осязаемых производств, на которых базируется наукоемкая система богатства.

И, наконец, радикальные экономические и экологические перемены в США сопровождаются важными социальными изменениями. Несмотря на многие существующие проблемы, сегодня Америка уже не такая расистская страна, какой была раньше, она не столь несправедлива по отношению к женщине и отдает должное вкладу поколений иммигрантов из Европы, Азии, Латинской Америки, не говоря уже о черных рабах и их потомках.

Американское телевидение, как бы мы его ни критиковали, сегодня открыло двери цветному населению. Американские супермаркеты полны национальными продуктами питания со всего мира, чем могут пользоваться покупатели самого разного этнического происхождения. Все это доказывает возрастающее внутреннее разнообразие культуры и товаров и социальное приятие этих перемен людьми.

Это хорошие новости из страны, ведущей мир к новой цивилизации, основанной на революционном богатстве.

Все, о чем говорилось на страницах этой книги, — это история подъема новой, основанной на знании системы богатства и новой цивилизации, частью которой она является. Экономические и цивилизационные перемены связаны с переменами в нашем отношении к глубинным основам, с особой ролью времени, пространства и знания в нашей жизни и в завтрашнем дне. Эти перемены характеризуются также устареванием экономики индустриального века и угрозой, которая надвигается на науку и истину. Речь идет не только о богатстве, но и о внутреннем восприятии богатства и переменах, происходящих с цивилизацией, частью которой мы являемся.

Все эти перемены требуют полного переосмысления роли и природы богатства в мире. Это неизбежно ставит перед нами три вопроса:

Переживет ли капитализм, каким мы его знаем, переход к революционному богатству?

Сможем ли мы — на самом деле, а не в пустопорожних резолюциях ООН — сломать хребет глобальной бедности?

И наконец: как распространение наукоемкой экономики изменит карту мирового могущества?

Теперь мы и обратимся к этим острым вопросам.

Как и театр на Бродвее, капитализм объявляли мертвым бессчетное число раз — в моменты глубокой депрессии или на пике инфляции. Однако есть и те, кто утверждает, что если капитализм сумел пережить неоднократно повторявшиеся финансовые потрясения XX века и Великую депрессию 1930-х годов, то его способность к регенерации преодолеет все. Капитализм, говорят эти люди, вечен.