Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6267 ( № 12 2010)

Роль Арбенина просто создана для Евгения Князева с его удивительной органикой «романтического злодея». Когда в начале спектакля он долго (может быть, даже слишком долго) взирает на разворачивающиеся на сцене интермедии (их вообще в спектакле будет много, каждая не лишена ни философской глубины, ни остроумия, но не имеет ровным счётом никакого отношения к лермонтовскому сюжету), с замиранием сердца ждёшь, когда он начнёт говорить. Ждёшь проявления вселившегося в Арбенина демона, до поры до времени сидевшего смирно, а нынче приготовившегося утащить своего «хозяина» в ад при первой же возможности. Не зря же у Лермонтова Казарин говорит об этом экс-шулере: «Да чёрт-то всё в душе сидит». Однако… Не происходит. Этот Арбенин просто не считает нужным тратить свои чувства на мелких людишек, суетящихся вокруг. Князев блестяще выполняет задачу, поставленную перед ним режиссёром, но это и заставляет задуматься о том, зачем всё-таки режиссёру понадобился именно «Маскарад»?

Как Арбенину отказано в страстной ненависти, так и Нине запрещена страстная любовь. Глядя на «терзания» Марии Волковой, очень трудно поверить в то, что она действительно любит своего мужа и страдает от его необоснованной ревности. Беспечность и азартное наслаждение быстротечной юностью удаются ей гораздо лучше, и потому приходится соглашаться с режиссёром: она, как и все, кто окружает Арбенина, не достойна ни любви его, ни гнева. И Неизвестный (Юрий Шлыков) более похож на киллера, по ошибке застрелившего не того, кого ему заказывали, нежели на посланника Рока. И князь Звездич (Леонид Бичевин) превращён для чего-то в картонного опереточного любовника, из амплуа которого ему не удаётся выбраться даже к финалу.

Но более всего почему-то становится жаль Лидию Вележеву. Роль баронессы Штраль наверняка могла бы стать её звёздным часом. Если бы не режиссёр… Где было развернуться этой темпераментной актрисе, если от роли осталась едва ли четверть? Как прожить и упоение от искусно сплетённой интриги, и горечь запоздалого раскаяния, если всему этому в спектакле места не нашлось? Похоже, что Туминас сохранил красавицу-баронессу в спектакле лишь ради монолога о праве женщины на «самоопределение». Но и его он растиражировал с помощью вульгарных особ в кринолинах (соответственно пай-девочки, кокетки, стервы и бандерши), существование которых автором драмы предусмотрено не было.

Вот с того самого момента, когда они открывают рот, и наступает прозрение. Весь спектакль эти приличного вида дамы бегают по сцене в компании простой деревенской бабы с ведром. А господа во фраках и цилиндрах не чураются общества каких-то извозчиков. То вся эта пёстрая толпа начинает ходить строем под алябьевского «Соловья», то разносит в щепки старинное пианино. К финалу маленький снежок, который лепит «человек зимы», также отсутствующий у Лермонтова (безмолвный, пластичный и очень обаятельный Виктор Добронравов), превращается в снежную махину, сметающую в итоге всё и вся на своём пути. Вот и логическая цепочка, приводящая к печальному выводу: кончилась прекрасная эпоха и Арбенин – последний её осколок. Причём, похоже, речь идёт вовсе не о той России, в которой жил Лермонтов, а о «стране, которую мы потеряли». Вот что, оказывается, пряталось за маскарадными масками.

Но когда разгадка найдена, когда понимаешь, для чего с тобой затеяли всю эту игру в снег и смерть, облегчения всё равно не чувствуешь. Если ставить «Маскарад» как историю любви-ненависти, тогда он вне времени, как вне времени чувства, которые и делают человека человеком. Этим он и ценен, ибо даёт возможность зрителю что-то переоценить в самом себе. Конечно, далеко не каждый пришедший в театр горит желанием заняться самосовершенствованием, но в любом случае спектакль при таком посыле работает на созидание. Но тут нас заставляют снова обернуться назад и пожалеть об утраченном рае. Арбенин садится за карточный стол не из жалости к Звездичу, а из желания хоть ненадолго вернуться в прошлое, которое для него было полно смысла, ибо тогда он обладал могуществом, то есть был значим. А сейчас он всего лишь призрак той эпохи, когда за измену, пусть и мнимую, платили смертью и за обиду мстили до гробовой доски. Знакомое желание, не правда ли? Только нужно ли идти у него на поводу?

Той страны уже нет, независимо от того, как каждый из нас к ней относится. Историю вспять не повернуть, даже если этого очень-очень хочется (иначе уже давно бы повернули). Есть новая действительность, которую надо обживать исходя из предлагаемых обстоятельств. Чем чаще мы будем оглядываться назад, тем медленнее будем двигаться вперёд. Король умер? Да здравствует король! Жизнь-то продолжается, и только от самого человека зависит, будет ли это жизнь на грани смерти или нечто более яркое, красочное и главное – осмысленное. А если ему снова и снова напоминать, что он лишь призрак прошлого, то будущего у него не будет. И чем искуснее, изощрённее, художественнее будут эти напоминания, тем меньше у нас с вами шансов выжить в изменившемся мире. Пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов.

Виктория ПЕШКОВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Искусство

Полюбить Минотавра

ВЕРНИСАЖ

В Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина – крупнейшая за последние пятьдесят лет выставка Пабло Пикассо.

240 экспонатов, в том числе 88 картин, графика, керамика, оригинальные фотографии, иллюстрированные книги, прибыли в Москву из Музея Пикассо в Париже, открытого в 1985 году благодаря его наследникам.

Экспозиция даёт возможность увидеть и его раннюю руку, чей «почерк» не избежал сильного влияния Лотрека, Мунка, Ван Гога, африканской скульптуры, и, конечно, всего зрелого Пикассо, разложившего себя по кубической, сюрреалистической и иным «полкам», облегчая работу тем, кто в музеях занимается развеской, но только не искусствоведам и посетителям.

Известные слова художника – «действительность должна быть расколота» – и его постоянная тяга к созданию самых неожиданных взаимоотношений между вещами, в которых он ищет гармонию и напряжённость, играют даже с интеллектуалами злую шутку. Ещё после выставки его гравюр к «Метаморфозам» Овидия, прошедшей в этих же стенах несколькими годами ранее, было понятно, что классика будет порядком демонтирована и выставлена если не нутром, то таким образом, что гендерные отличия героев будут ускользать. Да не хватайте вы, уважаемые, афинянок за руки, при ближайшем рассмотрении они могут оказаться копытами минотавров. Но нет, продолжаем пытливо щупать лица и другие части тела и искать струны у гитар и мандолин, хуже того, комментировать вслух то, что прояснилось нам в третьем измерении, но потом стыдливо отбегать к другой картине по прочтении названия предыдущей. Те, кто не выиграл в игре «угадай сюжет», потом пишут в журнале отзывов, что очень всё однообразно, все женщины страшные и неужели это и есть наше будущее. Те, кто сразу внял совету Аполлинера: глядя на шедевры его друга, сюжет не изобретать, а представлять, писали другое: «Пикассо – гений, которому и сегодня равных нет. И эта выставка – укор всем нам, разместившим напротив глазуновское убожество». Поскольку сам художник когда-то запустил голубя мира, первое, что долетело до нас к известной выставке 1956 года, состоявшейся на Волхонке по инициативе Ильи Эренбурга, предлагаю вообще отказаться от предложенных сравнений.