Семен Резник - Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына

К этому нелишне добавить, в деревенских шинках продавалась не только водка. Это фактически было сельпо, где крестьяне могли купить и соль, и гвозди, и нитки с иголками, и множество бытовых мелочей, что избавляло от необходимости ехать в город (порой за десятки верст).

«Еврей и пьянство между собой не ладят, — писал Лесков. — Известно всем, что между евреями нет пьяниц, как между штундистами, молоканами и некоторыми другими из русских сектантов евангелического духа. Пьяный еврей несравненно реже даже чем пьяный магометанин. Человеку трезвому противен самый вид пьяного, а докучная, бестолковая и часто безнравственная беседа пьяницы — омерзительна. Сносить целые дни на своих глазах такое безобразие за грошовую пользу может заставить только самая тяжелая нужда. При том хмельной человек дерзок и буен, и от слов легко переходит к драке, для которой поводом может служить самое ничтожное обстоятельство. Среди нескольких таких, вкупе собравшихся, пьяниц еврей нередко остается один… Положение его постоянно рискованно…». [37] Там же, стр. 205. Какая разница между таким шинкарем поневоле и русским кабатчиком, который «живет, где хочет, и может легко избрать другое дело, но, однако, и он тоже кабачествует, и в этом промысле являет ожесточенную алчность и бессердечие… Русский кабатчик, „как паук“, путает единоверного с ним православного христианина и опутывает его до того, что берет у него в залог свитку с плеч и сапоги с ног; топор из-за пояса и долото с рубанком; гуся в пере и барана в шкуре; сжатый сноп с воза и несжатый урожай на корню». [38] Там же, стр. 199–200.

Лесков заключает, что еврейское шинкарство — «это, разумеется, не рыцарственно, но и не так возмутительно низко, как то стараются представить враги еврейства, которые забывают или не хотят знать, что услуги евреев в распродаже питей в черте еврейской оседлости признаются нужными и самим правительством». [39] Там же, стр. 206.

И далее Лесков приводит убийственный по наглядности пример: за несколько лет до составления его «Записки» власти проводили эксперимент: евреям было запрещено заниматься шинкарством. И что же? Оказалось, что местные крестьяне вовсе не спешили их заменить. «Беспокойный и грязный шинкарский промысел» крестьян не прельщал. Потребление зелья заметно снизилось, — казалось бы, что могло быть лучше! Но тут забило в набат акцизное ведомство, обнаружившее, что поступления в казну иссякают. Запрет тотчас был снят. «Следовательно, — заключает Лесков, — пока акциз с вина составляет важнейшую статью государственных доходов, еврей даже необходим в шинке во всей той местности, где нет других предприимчивых людей, сродных терпеть этот грязный род торговли. А в таком случае и порицать евреев за то, что они занимаются непочтенным, но в силу условий существующего положения необходимым промыслом, — совершенно напрасно, да и не предусмотрительно». [40] Там же, стр. 206.

Мысль Лескова ясна, хотя — по понятным причинам — осторожно выражена: народ издревле спаивала и продолжает спаивать власть. Именно она, ради извлечения доходов, превратила прирожденную предрасположенность к пьянству в социальную болезнь нации. Шинкарь-еврей, с которым она якобы борется, служит козлом отпущения. Афишируя борьбу с еврейским шинкарством, власть сама его насаждает.

Этот блестящий историко-аналитический очерк принадлежит перу не еврея и даже не «шабесгоя», готового — по теории «патриотов» — оболгать Россию в угоду евреям. «Записку» составил глубочайший знаток народной жизни, неутомимый исследователь народного быта, классик русской литературы, лютый противник нигилизма, консерватор и патриот, автор знаменитого «Левши», а также многих других произведений, в которых, между прочим, выводил и евреев, да порой в таком виде, что его — может быть, и без достаточных оснований — упрекали в юдофобстве, но никак уж не в юдофильстве!

Впрочем, попреки посыпались, как только Лесков стал высказываться публично. Тотчас «явились сомнения и намеки насчет его способности знать дела и излагать свои мнения. Автор очень благодарен этим господам за снисхождение, с которым они не бросают, по крайней мере, теней на его денежную честность и политическую благонадежность», [41] Там же, стр. 230. с сарказмом отмечал писатель. И действительно, чего бы не пустить слух, что за свою «Записку» он слупил с евреев пресловутые двести тысяч, или что держит в подполе динамитную мастерскую!

«Записка» Лескова Солженицыну известна. Уважительно назвав автора «знатоком русской народной жизни», Солженицын приводит из нее короткую цитату (стр. 105). Но только для того, чтобы тут же побить ее ссылкой на «влиятельную в те годы газету „Голос“, [которая] назвала еврейское шинкарство „язвой края“, именно Западного, „и притом язвой неисцелимой“» (стр. 105). (Попробуй, исцели, если запрет на питейную торговлю евреям тотчас бьет по государевой казне!)

Насколько ясна, обоснована и подкреплена фактами аргументация Лескова, настолько все запутано и затуманено у Солженицына. На читателя снова обрушена уйма цитат, большое число выписок из каких-то законодательных актов, постановлений и разъяснений, которые никогда не выполнялись. [42] Причем все выписки сделаны из вторичных источников, так что самих документов автор не видел; он знаком только с отрывками, приводившимися его предшественниками. По какой причине не выполнялись — из солженицынского текста не узнать, зато узнаем, что «борьба с винными промыслами путем выселения евреев из деревень — по сути за все четвертьвековое царствование Александра I не сдвинулась» (стр.66), причем беда состояла в «либеральных взглядах Александра I», в «его доброжелательном отношении к евреям, его изломчивом характере, его ненастойчивой воле» (стр. 63).

Почему же дело не сдвинулось с мертвой точки и в следующие тридцать лет, когда шапка Мономаха украшала чело твердокаменного командора, который, по выражению Солженицына, «был по отношению к российским евреям весьма энергичен»? (Стр. 97) Среди других «энергичных» мер Николая I был и «новый трехгодичный срок выселения евреев из деревень западных губерний, дабы пресечь их винный промысел, — но мера тормозилась, останавливалась, затем отменялась, как и у его предшественника» (Стр. 104). Более того, Солженицын вдруг сообщает, что при «энергичном» государе еврейским купцам первой гильдии разрешено было «содержать питейные откупа также и в местах, где евреям не дозволено постоянное жительство» (Стр. 104–105). Вот тебе, бабушка, и энергичен! И никак не либерален! И с очень даже настойчивой волей! А возможности еврейской виноторговли взял, да расширил!