Семен Резник - Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына

Частники и их дети третировались как «деклассированные» элементы, лишенцы . Они были лишены избирательных прав (даже призрачных, советских), а вместе с ними — всех человеческих прав. Кто не помнит сарказма Ильфа и Петрова: «Пиво только членам профсоюза». Если бы только пиво! Лишенцев и их детей в последнюю очередь зачисляли в школы, в вузах для «бывших» была установлена норма: пять процентов при условии полной оплаты обучения. Их в последнюю очередь принимали на работу. Деклассированных евреев из местечек выжимали в города, но не предоставляли жилья, а коренных горожан, имевших квартиры, «уплотняли». Даже в больницы лишенцев клали в последнюю очередь — при наличии свободных мест (а их никогда не было). Медицинские показания значения не имели: жить или умереть без медицинской помощи — это решало клеймо социального происхождения.

«Мелкие торговцы в черте оседлости вряд ли заслуживали звание „деклассированных элементов“, так как большинство из них влачило полуголодное существование, но новый режим не проводил четких разграничений, — пишет Нора Левин. — Они числились „эксплуататорами“, как и евреи-ремесленники, которым приходилось не только изготовлять свою продукцию, но и продавать ее, а вдобавок, часть ремесленников работала не в одиночку, им помогали „эксплуатируемые“ члены семьи». [725]

В переписи населения 1926 года Нора Левин обращает внимание на то, чего Ларин «не замечает». В некоторых городках черты оседлости лишенцами были 60 процентов евреев. При выборах местечковых советов на Украине в 1926 году 81,5 процента лишенцев составляли евреи, а при выборах городских советов — 68,8 процента. Всего насчитывалось 830 тысяч лишенцев-евреев, то есть треть всего еврейского населения. (В среднем по стране лишенцев было шесть процентов).

Вопреки мнению Солженицына, что евреи получали поблажки и преимущества, как представители «бывшей угнетенной нации», ничего подобного не было. Эстер Маркиш вспоминает, как ее брат в 18 лет уехал из Баку в Москву «зарабатывать пролетарское происхождение». Он хотел стать журналистом, но должен был устроиться рабочим на фабрику для «официального перевоспитания», ибо «без „пролетарского настоящего“ нашего Шуру просто не стали бы печатать». [726]

Шуре повезло. В двадцатые годы из-за высокого уровня безработицы устроиться на фабрику было трудно даже пролетариям, а сыну бывшего коммерсанта — тем более. Правда, в Москве это было легче, чем в провинции. Джозеф Розен писал в отчете 1926 года:

«Теперь имеются реальные возможности, при содействии комиссариата труда и некоторых наших ремесленных училищ, устроить несколько тысяч еврейских рабочих на разные предприятия, обучив их на кратковременных курсах профессиям механиков, электриков, сантехников, печатников и т. п. Эти курсы также позволят повысить квалификацию рабочих, уже работающих на фабриках, давая им возможность роста и освобождая места для других». [727]

Розен называет Тулу, Калугу, Воронеж, Самару, Саратов, Казань, и указывает, что местные еврейские общины готовы организовать помощь мигрантам. Однако, по его словам, возможности для устройства в малых и средних городах были очень ограничены, «было бы неразумно стимулировать значительный приток в них евреев, хотя движение это заслуживает пристального внимания». [728]

Возможности были ограничены и другими причинами.

В Петрограде, в Военно-медицинской академии, расхвалив на ученом совете молодого физиолога Е. М. Крепса, одного из лучших учеников академика И. П. Павлова, его кандидатуру на оставление при кафедре проваливают тайным голосованием. [729]В Академии Наук академик С. Жебелев отказывает своему ученику Соломону Лурье пользоваться библиотекой, а за его спиной шепчет — тихо, но так, чтобы тот слышал: «Все мы виноваты в революции. Вот и я тоже — оставил еврея при университете». [730]

В Московском университете студентка куда-то засунула учебник политэкономии французского ученого Шарля Жида и говорит в сердцах: «Ну и растяпа же я! Куда это я дела моего Жида — никак не могу найти!» И тотчас насмешливая реплика: «Жида потеряла? А ты обернись вокруг — у нас в Москве жид на каждом углу». Это слышит студентка-еврейка Эстер Лазебникова. Ее реакция: «Мне оставалось возмущаться только „про себя“: университетское начальство не позволило бы устроить общественный суд над антисемитом». [731]

Это — на уровне яйцеголовых.

А вот как происходило по-простому, по-рабочему.

Поселок «Новка»: «Работницу еврейку Гиндину систематически преследовали в течение двух лет… На то место, куда она садилась, мастера часто клали расплавленное стекло, потешаясь над тем, как корчится Гиндина от невыносимой боли. Однажды ее опрокинули вниз головой в ящик, заголили тело и пустили на нее сильную струю воды… один из них [мастеров] — Забавленко — заставил Гиндину отвезти себя верхом в уборную и обратно». [732]

Городок Боровичи, обувная фабрика. «Несколько человек повалили [рабочего еврея] Гольбрайха на пол и пытались вымазать скипидаром его половые органы». [733]

«Рабочие строительства деревообделочного комбината Цивилько и Петрович бросили в глаза рабочему еврею Нейману кусок извести. Спустя короткое время Нейман ослеп». [734]

Комсомолец Ягуда Моисеев был чистильщиком сапог в Ташкенте, потом приобрел строительную специальность, работал в Коканде. «Помимо словесной травли хулиган Курчуев незаметно подкрался к Моисееву и поджег на нем рубашку. Никто из присутствовавших не пришел ему на помощь… Прошин и Никифоров стащили у Моисеева плащ и испражнялись на нем… Однажды Головин схватил Моисеева за волосы и потянул к себе через верстак. От боли Моисеев потерял сознание, а в руках Головина остался клок волос… Начальник района узрел в этом только взаимную драку и оштрафовал обоих по 2 рубля за нарушение общественной тишины». [735]

Астрахань. «В начале апреля 1929 года Астраханский суд вскрыл жуткую картину преследования двух рабочих-евреев на гортрамвае рабочими и служащими этого предприятия… комсомольцы Лавров, Кирпичников и Нестеров избивали своего товарища-еврея Падунского и плевали ему в лицо. Член партии Швецов кричал в пивной: „Жидовская рожа, плати!“ Коммунистка Мокеева заявила во всеуслышание в билетном отделе, где собралось много рабочих: „Вот насадили везде жидов, они и властвуют“ (всего в трампарке среди 600 рабочих — 4 еврея). Приговор суда (начиная от 1 г[ода] и 2 м[есяцев] заключения и ниже в отношении Швецова (член партии) и Писарева смягчили, учитывая их „революционные заслуги“». [736]

Автор цитируемой статьи подчеркивает, что приводит примеры, «случайно выхваченные из сотен подобных за один только месяц [1929 года]».