Газета День Литературы - Газета День Литературы # 69 (2002 5)

ВОЙНЫ НОВОГО ТИПА

Олег ПАВЛОВ. "Повести последних дней", трилогия.— М.: Центрполиграф, 2001, 494 с., тираж 6000 экз.

Если говорить об Олеге Павлове образца 1994 года, когда он почти триумфально входил в новую русскую литературу на волне "черного бытописательства" нравов отечественной армии, и сравнивать его с Олегом Павловым нынешним, то нельзя не заметить одной весьма существенной перемены, случившейся с бесспорно талантливым автором: понял Олег Олегович, а может, почувствовал, что прежняя ложь не только умножилась на ложь нынешнюю, но и каким-то неведомым образом уничтожилась ею. Так уничтожилась, что осталась от нашего совместного прошлого одна только правда. Но в тех самых карагандинских степях, где отслужил он в свое время охранником, веют все те же ветры, и болеют туберкулезом с трахомой никому уже не нужные "суверенные" казахи, рушится и медленно зарастает степными травами Байконур, откуда взлетал Юрий Гагарин и на который всего-то с десяток лет назад перед всем миром скользил с околоземной орбиты великолепный "Буран".

Ненависть и бессмыслица по-прежнему пронизывают всю жизнь павловских персонажей, и по-прежнему жизнь каким-то удивительным для автора образом сохраняется, продолжается и длится сквозь всеобщую ненависть и бессмыслицу. Гибнет, и нелепо гибнет герой "Казенной сказки" капитан Иван Яковлевич Хабаров, но смертью своей сохраняет жизнь солдат "степной роты". Ценой смерти двух человек: собственного отца и безвестного зэка (даже трех, если считать старшего брата Якова, погибшего "при выполнении интернационального долга"… нет, какие формулировки закладывались: выполнение интернационального долга, выплата внешнего долга?!) — заново возвращается к жизни, пусть и "живет он только для того, чтобы лечь в эту могилку" герой "Дела Матюшина". Да и в "Карагандинских девятинах" "груз 200" пусть со скрипом, но играет свою экзистенциальную роль. Олег Павлов медленно и тяжко меняет курс своей прозы.

Однако с утратой, уже окончательной, былой советской социалистической общности отпала и какая-то метафизическая основа для притворства и злобы, так что бывший полковник Советской Армии Аслан Масхадов надевает другую папаху, а бывшего генерала той же армии, военного летчика Джохара Дудаева, ставшего президентом независимой Ичкерии, убивает самонаводящаяся ракета, пущенная другим военным летчиком, уже российским. Может быть, его недавним учеником даже, или однокашником — кто знает…

"Повести последних дней" — это действительно повести последних дней Советского Союза, растянувшихся до "черного октября" 1993 года, до "первой" чеченской войны. Когда окончательно стало понятным, что возврата в прежний, реальный СССР уже не будет, и когда наше прежнее государство стало обретать иные черты — те самые, которые поэт, кажется, Николай Тряпкин, ныне покойный, воплотил в поразительный образ: "Союз Советских Сказочных Республик".

"У нас всё перевернулось и только устраивается…" Рискну предположить, что прежнего жизненного материала Олегу Павлову уже в ближайшем будущем окажется недостаточно, а потому он, честно следуя своим принципам "актуального письма", пойдет за этими новыми смыслами все дальше и дальше, исследуя войны вроде бы нового, а на самом деле старого, словно мир, типа — те самые, которые вечно совершаются в человеческом сердце и вокруг него. Во всяком случае, его предисловие к следующему рецензируемому здесь изданию свидетельствует об этом со всей определенностью.

ВРЕМЯ ОТСТУПЛЕНИЙ

Михаил ТАРКОВСКИЙ. "За пять лет до счастья", рассказы и повести.— М.: Издательский дом "Хроникер", 2001, 336 с., тираж 2500 экз.

Мир литературы, особенно литературы настоящей, тесен до чрезвычайности. Но и странен. В предисловии к книге Михаила Тарковского Олег Павлов определил ее коротко и хорошо: "исповедь о потаенном — о любви".

"С Крисом мы сошлись за два утра. Он отлично говорил по-русски, год учился в Воронеже, у него была телогрейка и противогазная сумка, которой он любил шокировать оксфордцев. Еще он любил Россию и мечтал в ней жить. Она оказывала на него впечатление чего-то настоящего, ветреного и ни на что не похожего... Он много рассказывал о своих скитаниях по Подмосковью, и я отчетливо видел его трясущегося в электричке, оборванного, обросшего седой щетиной, с противогазной сумкой на боку. Слушая его рассказы, я подумал, что для меня Енисей это примерно то же самое, что для Криса Москва..."

"По телевидению рекламировали электронную машину последнего поколения. Ее обладателей ждали новые удобства и независимость, а в итоге еще большая зависимость от фирм по обслуживанию и все устаревающих технологий. "Так и хотят тебя беспомощным сделать!"— раздражался Тимофей... Он отминал соболей и думал о тайге, где если что и случается, то только по собственной дури... где мир сведен до размеров, когда в нем еще можно навести порядок своими руками".

"Ночью лежали накормленные собаки в будках, лодка темнела кверху дном у ограды, оббитый о кедрины "буранишко" с измочаленными в наледях гусеницами стоял, как брат, укрытый брезентом. Котя, угнездившись в ногах, тарахтел смешным кошачьим дизельком, и ровно дышала, положив голову на Гошкину грудь, Валя, и сам Гоша спал спокойно и счастливо, потому что все, без чего нельзя жить, было наконец подтянуто к дому".

Русская интеллигенция в лице самых лучших своих представителей перестала, наконец, бороться за "лучшее будущее" и совершила своего рода "рывок обратно к природе" — потому что лучше многих сознает опасности современного рационально-глобального мира, уже и технологически, и нравственно готового установить тотальный контроль за человеческим поголовьем. Первые, пробные "электронные печати антихриста" 11 мая с.г. уже поставлены американскому семейству Джекобсов. Запомните эту дату.

Разумеется, до России, а тем более — до сибирской тайги — такие новшества доберутся не скоро, если вообще доберутся, а уход от погрязшего в грехах мира — вообще в отечественных традициях: как монашеских, так и старообрядческих. Михаил Тарковский, разрываясь между родной Москвой и родимой енисейской Бахтой, словно зонд, запущенный в неведо- мое пространство еще неподконтрольного никому космоса, не просто продвинулся дальше всех, но и честно продолжает передавать оттуда ценнейшую информацию относительно собственного движения, а также окружающей его реальности. Для русской литературы это величайшее приобретение. И для русских людей, наверное, тоже. Велика Россия и отступать есть куда... Но всем ли и доколе — отступать?

ТЕРРОРИСТ

Доводилось ли кому встреЧать Новый год на Красной площади в разгар, а лучше сказать, на закате Советской власти? В начале восьмидесятых годов века двадцатого? Таких людей немного в нашей стране. И не потому, что мало было охотников и авантюристов для подобного феерического поступка, нет, не в этом дело. Дураков всегда хватало, хотя их в те годы по телевидению любовно не показывали и призы в студию им не тащили. Не множили дурацкие ряды. Телевидение гнуло тоталитарно ту линию, что Красная площадь — место святое, и газеты про то же писали, и в школе так учили. А показывали в новогоднюю ночь перед лично Леонидом Ильичем торжественную, пустынную площадь, колесо часов на Спасской башне и благонамеренное, невинное, балетное порхание снежка. Москва сидела себе за салатом "оливье" и шпротами, дула водочку поперек с шампанским и не хулиганила.