Газета День Литературы - Газета День Литературы # 74 (2002 10)

Как ни странно, Владимир Григорьевич в этой статье очень похож на позднего Астафьева, который в русском человеке видел чуть ли не фашиста. Разница лишь в том, что Виктор Петрович, говоря об этом во всеуслышание, как бы "стучал" на свой народ. А В.Г. Бондаренко, выставляя на показ подлые черты современного русского человека, его отделённость от остального человечества, не "стучит", а как бы запугивает правителей и другие народы-обидчики, одновременно воодушевляя и подбадривая самих русских.

Второй современный классик приходит на ум в связи с названием одной из последних своих работ: "Двести лет вместе". Обращаясь к В.Г. Бондаренко, так и хочется воскликнуть: ну, уж если двести лет были вместе, то как может случиться, что завтра мы вдруг окажемся врозь? Тут уж никакой нацио-центризм не поможет! Посему будущее русского народа никак нельзя мыслить изолированным от судьбы народа еврейского. И эти лукавые определения типа "русский" космос, "русский" атом и т.д. давно уже набили оскомину.

Впрочем, если взглянуть на дело с другой стороны, то, возможно, именно тесная переплетённость судеб русских и евреев на просторах России в двадцатом столетии (причём с явным преобладанием последних во всех верхних слоях общества!) как раз и толкает русских к сладостным (хотя и несбыточным) мечтам о нацио-центризме. А столь долгожданное (ещё со времён Апостолов!) массовое обращение ко Христу потомков древних иудеев в постперестроечной России да ещё с неконтролируемым бурным ростом их доли среди священства — не приводит ли оно, как кем-то уже отмечалось ранее, к выдавливанию русских назад в язычество? Во всяком случае, в статье В.Г. Бондаренко (несмотря на декларации о необходимости и ценности неукоснительной верности Православию!) влияние данных тенденций весьма заметно.

И всё же, не отрицая положительного значения такого важного ресурса, как свойственная русским неопределённость в намерениях и действиях, не стоит отбрасывать возможность прогноза на будущее. Не нужно забывать, что тот же Константин Леонтьев показал примеры неправдоподобной точности предсказаний, сделанных им без всяких отступлений от православного вероучения. В этой связи и актуальная тема соотношения иудаизма и Православия должна глубже и шире исследоваться в традициях русской духовной мысли. Отказ от этого в пользу концентрации всех сил и средств на создании противовеса "идущим вместе" в виде "блюющих вместе" (или "читающих вместе" блевотину Сорокина) может в итоге лишь подорвать идеологическую базу русского сопротивления.

Роберт Бернс (1759 — 1796), великий шотландский поэт, вот уже более ста лет известен и любим в России (первая книга русских переводов из Бернса вышла в 1897 году, аккурат по случаю столетия со дня смерти поэта), причем последние полвека главным образом благодаря переводческому труду Самуила Маршака. Однако скажем, сборник "Видение" (ООО Издательский дом Летопись — М.: 2000.— 412 с.), буквально мгновенно сметенный со столичных прилавков, напрочь отверг установившийся было стереотип: в книге нет ни одного маршаковского перевода.

Автор предисловия и одновременно составитель и комментатор, сам известный переводчик и историк российской школы поэтического перевода (последнее время еще и прозаик), Евгений Витковский аргументированно мотивировал причины исключения переводов Маршака: не только советизированное "высветление" бернсовских образов и "облагораживание" грубой и резкой речи шотландского барда, но и его нередкое политизирование в угоду тогдашней всесильной цензуре. От себя добавлю: если вчитаться в билингвальный том, изданный лет тридцать тому назад "Прогрессом", то порой и об эквилинеарности маршаковских переводов говорить не приходится.

Что ж, мифотворчество в советской литературе было распространено не менее, нежели в нынешней, когда и псевдодемократы и их патриотически настроенные оппоненты создают свои проскрипционные списки, строят краткосрочные карточные домики якобы школ и традиций.

Я же, как завзятый читатель, радуюсь, что наконец-то стали доступными переводы недооцененного до сих пор С.Петрова, с удовольствием вглядываюсь в неувядшие работы М.Михайлова и Т.Щепкиной-Куперник, внимательно следую за новонайденными соответствиями В.Рогова, М.Бородицкой и Е.Фельдмана.

Первая книга Бернса, 44 стихотворения, написанные в основном на шотландском диалекте, вышла в июле 1786 года в городке Килмарноке. Через полгода в Эдинбурге вышло расширенное издание книги, распроданное чуть ли не за один день. Поэт получил гонорар в 20 фунтов, что тогда равнялось тройному годовому заработку шотландского крестьянина. К тому же Бернса уже принимали в масонских ложах и домах состоятельных людей, и поэт только сочинял стихи о плуге да пашне, а сам путешествовал по Шотландии, собирая фольклор и сочиняя свои новые стихотворения, а между делом потребляя различные алкогольные напитки. Из Эдинбурга он уехал, женился на Джин Армор (от которой уже имел двоих детей до официального брака), купил ферму Эллисленд, но вскоре перебрался в крупнейший тогда шотландский порт Дамфриз, где стал акцизным чиновником — ведь в чем-чем, а в виски и бренди поэт понимал толк. Прожил с таким режимом поэт по-пушкински мало, умер от ревматизма сердца. Е.Витковский горько пошутил, мол, начав литературную карьеру поэтом-пахарем, Бернс закончил ее поэтом-мытарем. Однако вернемся к литературе.

Хотелось бы особенно акцентировать совершенно необходимое появление в приложениях к последним изданиям Р.Бернса стихотворения Роберта Фергюсона, шотландского гения, прожившего совсем уж по-лермонтовски классически мало, предтечу Бернса, а затем и Китса, мастерски переведенных О.Кольцовой и А.Эппелем, а также две статьи о Бернсе в "риполовской" книге ("РИПОЛ КЛАССИК", М.: 1999. — 704 с.), принадлежащих перу Вальтера Скотта и Роберта Л. Стивенсона.

Ваш покорный слуга также принял посильное и позволенное основателями изданий участие в воссоздании бернсовских шедевров, часть из которых в моем переводе публикуется сегодня впервые.

Поэма "Субботний вечер селянина" написана спенсеровой строфой, что для английской поэзии столь же священно, как и онегинская строфа Пушкина для русской поэзии. Обращена она к Роберту Эйкену (1739 — 1807), адвокату из Эйра, первому поэтическому наставнику Бернса. Кстати, "Данди", "Мученики" и "Элгин" — мелодии, использовавшиеся для пения псалмов.

Хочется обратить внимание и на "бернсову строфу", шестистишие, называемое подчас "стандартным Габби", восходящее вообще-то к старофранцузским песням. Та же "Шотландская попойка" написана этим прихотливым размером. Замечу, что без англо-шотландского словаря я бы многого не понял. А грубоватый юмор, ненормативная лексика восходят только к оригиналу. Иногда это "дразнилки" вроде "Набатного звона", иногда и покруче, например, "Поэтическое послание портному". Кстати, поэт оставил подробный перечень упомянутых в "Набатном звоне" проповедников: так, оратор Боб — это Роберт Эйкен, Джеймс Хитрюга — Джеймс Маккинли, святоша Билл — Уильям Фишер, которые упоминаются и в других его стихотворениях. Мне хотелось показать именно "непричесанного" Роберта Бернса, явить человека XVIII столетия с кругом его мыслей, чувств, забот и развлечений.