Ф Грандель - Бомарше

Трагедия начинает смахивать на водевиль.

Бомарше и, очевидно, граф Оссон, посол Франции, ходатайствуют перед Лизеттой, которая не заставляет себя долго просить и отказывает бедняге Дюрану. Итак, два дня спустя бедовый жених и злополучная невеста падают в объятия друг друга и, дабы закрепить достигнутое вновь согласие, с восторгом подписывают очередной контракт:

"Мы, нижеподписавшиеся, Хосе Клавихо и Мария-Луиза Карон подтверждаем сим документом обещания принадлежать только друг другу, многократно данные нами, обязуясь освятить эти обещания таинством брака, как только сие окажется возможным. В удостоверение чего мы составили и подписали оный договор, заключенный между нами

в Мадриде, сего мая 26, 1764 года.

Мария-Луиза Каран,

Хосе Клавихо".

Развязка? Куда там! Клавихо вновь исчезает. И 7 июня - ошеломительный поворот событий: взволнованный атташе французского посольства приносит Бомарше записку обеспокоенного графа Оссона...

"Сударь, у меня сейчас был Робиу, сообщивший, что г-н Клавихо явился в казарму Инвалидов, где заявил, что якобы ищет убежище, опасаясь насилия с Вашей стороны, так как несколько дней тому назад Вы вынудили его, приставив пистолет к груди, подписать обязательство жениться на девице Карон, Вашей сестре. Нет нужды объяснять Вам, как я отношусь к приему, столь недостойному. Но Вы сами хорошо понимаете - Ваше поведение в этой истории, каким бы порядочным и прямым оно ни было, может быть представлено в таком свете, что дело примет для Вас столь же неприятный, сколь и опасный оборот. Поэтому я рекомендую Вам ничего не говорить, не писать и не предпринимать, пока я с Вами не повидаюсь...".

Не успевает еще Бомарше дочитать до конца это послание, как к нему является офицер валлонской гвардии с новым предостережением:

"Господин де Бомарше, не теряйте ни минуты; скройтесь, не мешкая, иначе завтра утром вы будете арестованы в постели; приказ уже отдан, я пришел вас предупредить: этот субъект - чудовище, он всех настроил против вас, он морочил вам голову всяческими обещаниями, намереваясь затем публично обвинить вас. Бегите, бегите сию же минуту - или, упрятанный в темницу, вы окажетесь без всякой защиты и протекции".

Бомарше кидается в посольство, где Оссон советует ему безотлагательно пересечь границу: "Уезжайте, сударь. Если вы попадете под арест, то, поскольку никто в вас здесь не заинтересован, все, в конце концов, придут к убеждению, что, раз вы наказаны, значит, виноваты; а потом другие события заставят о вас позабыть; ибо легковерие публики повсюду служит одной из самых надежных опор несправедливости. Уезжайте, говорю вам, уезжайте".

Но Оссон не знал Бомарше. Не знал этой "упрямой башки". Не знал, что "трудности в достижении успеха только укрепляют предприимчивость". Назавтра, склонив на свою сторону двух министров, в том числе главу испанского правительства Гримальди, Бомарше предстает перед королем. Карл III выслушивает его и выносит свое решение: "Тогда король, уразумев дело, отдал распоряжение лишить Клавихо должности и навсегда изгнать с королевской службы".

Конец? Все еще нет. Клавихо, укрывшийся в монастыре капуцинов, вскоре присылает Бомарше невероятное письмо, которым - в пятый раз - просит руки Лизетты!

"О, сударь, что Вы наделали? Не станете ли Вы вечно упрекать себя в том, что легковерно принесли в жертву человека, Вам безмерно преданного, и в то самое время, когда тот должен был стать Вашим братом?"

Бомарше написал на полях: "Вы - мой брат? Да я, скорее, убью ее!"

Таков был его последний ответ Клавихо, которому "бесчестье" отнюдь не помешало продолжить почтенную литературную карьеру и умереть в 1806 году весьма уважаемым человеком. Что до Лизетты, то у нее имелся в запасе "ее Дюран"! Брат, однако, "побудил ее остаться в девицах". Так, очевидно, было ей на роду написано. По правде говоря, никто не знает, что с ней сталось. Постриглась ли она в монахини? Уехала ли в Америку? С уверенностью можно утверждать одно: покинула сей мир она до 1775 года, когда умер Карон-отец, поскольку, как обратил внимание Ломени, "в нотариальном акте, составленном в связи с этой кончиной, перечислены все члены семьи, но о Марии-Луизе в нем не упоминается". И Ломени выражает удивление по поводу того, что "именно та из сестер Бомарше, которая получила наибольшую известность в истории, оставила в ней меньше всего следов". Герои этого невероятного романа и в самом деле вскоре стали известны всей Европе. Гете воспроизвел эту историю в драме, которая так и называлась "Клавихо". А Марсолье, в ту пору модный писатель, - в комедии "Норак и Жаволси". Когда сам Бомарше включил в свой "Четвертый мемуар" "Отрывок из моей поездки в Испанию", изложив во всех подробностях обстоятельства дела, и когда этот "Мемуар" разошелся в тысячах экземпляров, ни испанский двор, ни задетые Бомарше правительственные учреждения, ни упомянутые в "Мемуаре" дипломаты никак не выразили протеста, ибо эта невероятная история была чистой правдой.

Но не следует обманываться, честь Лизетты была всего лишь благородным предлогом для путешествия Бомарше в Испанию. И наверняка он сам преднамеренно выдвигал на первый план семейные причины своей поездки, чтобы обеспечить себе свободу действий в других областях, на манер фокусника, привлекающего внимание зрителей к правой руке, в то время как по-настоящему работает левая. Бомарше пишет отцу: "Я работаю, пишу, общаюсь, представляю, сражаюсь: вот моя жизнь". В 1764 году больше всего его занимают коммерция и политика. Причем, по-видимому, политика даже берет верх над коммерцией. По-видимому - так как в XVTII веке ничто не явно, все - засекречено. Поручения Шуазеля и проекты Пари-Дюверне были в известной степени связаны между собой. Стали бы Карл III, Гримальди, испанские министры так часто принимать тридцатитрехлетнего незнакомца, будь он просто путешествующим дельцом?

Главная и самая деликатная часть миссии Бомарше касалась Луизианы, о двадцатилетней концессии на которую он должен был договориться с испанским двором. В ожидании, пока события примут благоприятный оборот, Франция нуждалась хотя бы в сохранении своего экономического присутствия на американской территории. По проекту, который Бомарше представил испанскому правительству, эксплуатацию Луизианы надлежало организовать по образцу Индийской компании Ему было также поручено добиться от Карла III исключительного права на "поставку в испанские колонии негров". Если он и принял на себя эту, мягко выражаясь, не слишком приятную, но неотделимую от его "посольских" заданий в целом миссию, то никаких сведений о ее выполнении у нас нет, и есть все основания полагать, что он поспешил о ней позабыть. Как это и предвидели, Карл III в концессии на Луизиану отказал. По справедливому замечанию Огюстена Байи, "министры, принимавшие Бомарше, сочли бы для себя позором уступить иностранцам эксплуатацию самой богатой из колоний". В Париже об этом знали, но на политической шахматной доске зачастую выгодно пожертвовать несколькими пешками. Я не без причины прибегаю к этому избитому образу. В 1764 году Бомарше входит в политику "на цыпочках". Его используют в роли агента, но, как бы мы выразились сегодня, "агента по краткосрочному соглашению". Позднее у него пробудится вкус к самостоятельной игре, к прямому воздействию на события, причем действовать он будет не в личных интересах, а в интересах Франции, сознавая, что наносит удар обществу, системе, обрекшей его быть неизвестно чьим сыном и гражданином второго сорта.