Ф Грандель - Бомарше

"Невзирая на все неприятности, новости, приходящие из Америки, наполняют меня радостью. Славный, славный народ! Его военная доблесть оправдывает то уважение, которое я к нему испытываю, и тот энтузиазм, который он вызывает во Франции. Короче, мой друг, я хочу получить обратными рейсами обещанные грузы только для того, чтобы и впредь служить ему верой и правдой, выполнять взятые на себя обязательства и иметь таким образом возможность снова оказать ему всю необходимую помощь".

В этих строчках, написанных наспех за четыре дня до Рождества 1777 года, Ломени увидел свидетельство самонадеянности и наивности. Что и говорить, это "уважение, которое я к нему испытываю", несколько настораживает, но человек, действующий в одиночку и осознающий, что играет историческую, решающую роль, не начинает ли самым естественным образом ощущать себя в каком-то ином качестве? Именно честолюбие для многих великих предводителей оказывается чем-то вроде вифлеемской звезды, которая ведет их по нужному пути. Когда же кончается приключение, завершается битва или время их власти, эти выдающиеся личности снова становятся самими собой. И тогда с удивлением обнаруживаешь и их скромность, и их незаметность. Конечно, перемены случаются весьма разительные, и они не могут не смущать обычные умы. Но тут не возразишь: свершенные дела стоят иного высокого сана. Война за независимость увенчала Фигаро славой. Своему юному ученику он может открыть тайну и просто сказать: я - король.

"Поступайте как я: презирайте мелкие соображения, мелкие масштабы и мелкие чувства. Я приобщил Вас к великому делу, Вы представитель справедливого и великодушного человека. Помните, что успех всегда зависит от судьбы, деньги, которые нам должны, мы можем получить лишь в результате стечения многих обстоятельств, что же до моей репутации, то она целиком зависит от меня самого. И Вы сегодня - творец своей репутации. Пусть же она всегда будет безупречной, мой друг, и тогда что-нибудь да останется, даже если все на первый взгляд окажется потерянным. Я приветствую Вас так же горячо, как люблю и уважаю".

Конечно, любой благородный отец мог бы обратиться к своему сыну с подобным поучением, и при этом его благородство выглядело бы чистой риторикой. Но в этом письме каждое слово Бомарше точно соответствует его истинным чувствам. Борьба не только вдохновляет, но и меняет его. Он не ломает комедию, когда пишет эти фразы. Он уверен как в каждом своем слове, так и в том, что он - безумец.

Бомарше уже мало было поставлять порох повстанцам, он нанимает офицеров, приглашает генералов - поляка Пулаского, пруссака фон Штрубена, ирландца Конвейя. Это воистину его война, его флот, его армия. Он оберегает Лафайета, высокие качества которого оценил с первого же дня, и несколько раз спасает его от происков кредиторов. Наконец, по своему собственному разумению, делает и последний шаг: превращает свои торговые суда в военные корабли.

"Я направляю к Вам крейсер "Зефир", чтобы сообщить, что готов спустить на море флот из 12-ти парусных кораблей, возглавляемый флагманом "Гордый Родриго"... Водоизмещение этих кораблей от 5 до 6 тысяч тонн, и все они находятся в боевой готовности".

17 октября 1777 года оружие г-на де Бомарше, его пушки, его ружья, его порох имели существенный вес в общем балансе. Сэр Джон Бергойн, окруженный в Саратоге, был вынужден капитулировать. Повстанцы, хорошо экипированные, организованные, получили пополнения офицеров и были теперь в состоянии вступить в бой с англичанами по всей линии фронта и разбить их. Время отдельных стычек, засад и диверсий миновало. Настоящая классическая война вступила в свои права. С этого момента надежда переметнулась на другую сторону. Колониальная армия - армия подавления - может одержать верх над противником, только пока сопротивление не нашло своих, так сказать, организационных форм. Непобедимая Англия, прибегая ко всевозможным уловкам, упустила случай победить и тем самым приговорила себя к поражению, а быть может, и к полному разгрому. В октябре 1777 года Бомарше понял, что для Франции настал час сделать следующий шаг. Так же как он заставил Людовика XVI помогать повстанцам, он стал уговаривать короля открыто вступить в конфликт, а значит, в войну с Англией. Это было делом нелегким. Король метался между свойственными ему идеализмом и патриотизмом, между примером правления Людовика XIV и уроками Фенелона, между своей любовью к Франции и верой в силу договоров. Ученик Телемака не без тревоги внимал советам Фигаро. Старик Морепа, другой наставник короля, давал ему все тот же совет: быть поосторожней. Уже на самом пороге решительных действий Людовика XVI вдруг охватывали сомнения, он отступал, но, поскольку не был трусом, снова и снова принимался анализировать обстоятельства, которые вынудили его отступить. Странное возникло положение. Послушавшись советов Сартина, король не без энтузиазма вооружил новый боевой флот. Его флагманский корабль "Ла Ройяль", подобно спящей красавице, ждал лишь знака, чтобы выйти из летаргического сна. Верженн со своей стороны день за днем исподволь готовил короля к генеральному решению. Франция должна была безотлагательно признать независимость Соединенных Штатов Америки, чтобы не упустить преимуществ, которые давала ей помощь, оказанная американцам торговым домом Родриго Орталеса, ибо в любой момент оппозиция в Англии могла захватить власть и, подписав мир со своими американскими провинциями, свести на нет все усилия франции. Бомарше, который был в курсе этих колебаний короля и точно знал, какую позицию занимает каждый министр, решил, что настало время вмешаться. 26 октября, через девять дней после победы у Саратоги, о которой он еще и знать ничего не мог, он написал текст, озаглавленный "Особый мемуар, предназначенный для министров короля, и проект Государственного манифеста". В нем он излагал свою политическую позицию и отвечал на все возможные возражения каждого министра в отдельности. Когда писался этот мемуар, Бомарше достиг своего зенита. Некоторое время он ведет себя как истинный глава правительства: в октябре 1777 года, когда он знает, что его мнение выслушают. Я чуть было не сказал - его послушаются. Ломени абсолютно прав, когда подчеркивает, что "суть [его] проекта изложена в официальной декларации французского правительства лондонскому двору (март 1778 года)", и добавляет, что Людовик XVI "осуществил часть из того, что Бомарше советовал сделать". Я, к сожалению, не могу полностью привести манифест Бомарше, потому что он одновременно и слишком длинен и слишком подробен, поскольку там все проблемы рассмотрены во всей полноте, ибо, с одной стороны, он должен был ответить на возражения, а с другой - проанализировать политические последствия предлагаемых действий. Тем не менее вот несколько важных мест, чтобы можно было представить себе схему его рассуждений: