Михаил Касьянов - Без Путина. Политические диалоги с Евгением Киселевым

Откровенно, мне было очень неприятно слышать эти угрозы от человека, с которым мы еще совсем недавно вместе, плечом к плечу и во многом успешно, управляли государством. Ситуация в стране продолжала усугубляться. «Дело ЮКОСа» набирало обороты: главные добывающие активы компании были проданы никому не известной фирме «Байкалфинансгруп», зарегистрированной в Твери.

Не скажите. Вот Путин знал, кому она принадлежит. Помните его заявление, с которым он выступил вскоре после скандального аукциона по продаже «Юганскнефтегаза» — самого главного нефтедобывающего актива ЮКОСА? Цитирую: «Как известно, акционерами этой компании являются исключительно физические лица, но это лица, которые многие годы занимаются бизнесом в сфере энергетики. Они, насколько я информирован, намерены выстраивать какие-то отношения с другими энергетическими компаниями России, которые имеют интерес к этому активу».

Президент как в воду глядел: не прошло и месяца, как «Байкалфинансгруп» была куплена на корню вместе с новоприобретенным «Юганскнефтегазом» компанией «Роснефть» Той самой «Роснефтью», которую Ходорковский открыто обвинил в коррупции в начале 2003 года и которой в последующие годы достались также почти все другие активы ЮКОСа. Мне стало ясно, что помимо политической составляющей в «деле ЮКОСа» теперь однозначно присутствует и экономическая.

Вы были не одиноки. Большинству внимательных наблюдателей все стало окончательно ясно, когда в интервью испанским средствам массовой информации в феврале 2005 года Путин вдруг совсем разоткровенничался. Президент дал понять, что «Байкалфинансгруп» была лишь фирмой-прокладкой, через которую «Роснефть» купила «Юганскнефтегаз» чтобы обезопасить себя от возможных обвинений в скупке краденого.

После всех этих событий сентября — декабря 2004 года у меня не осталось никаких иллюзий в отношении происходящего в стране, преднамеренности и последовательности действий президента. Я окончательно понял, что Владимир Путин — это не переосмысливший жизненные ценности советский чиновник, ставший демократом и рыночником, как я по наивности считал, а настоящий циничный гэбэшник, проводящий спецоперацию по удержанию власти и перераспределению собственности. В декабре Дума и Совфед «мухой» одобрили все путинские постбесланские инициативы. Страна стала другой, вектор движения России изменился коренным образом. Неприемлемым для меня образом. И я решил с этим бороться.

Каково это — быть в оппозиции? Это, по-моему, сродни жизни в эмиграции. Как любит повторять один мой старый знакомый, испытавший это на собственной шкуре, — не надо путать туризм с эмиграцией. Одно дело, когда приехал куда-нибудь в Европу или Америку погулять, поглазеть на тамошние достопримечательности, и совсем другое — когда ты там живешь, работаешь. Вокруг чужая страна, чужой язык, чужие законы, традиции, обычаи. Ты здесь чужак, и порой тебе невыносимо одиноко.

Вот так же несладко приходится и русскому политику, который вчера был при власти, а потом вдруг оказался на улице. Ему одиноко вдвойне. Он чужой для власти, которая выпихнула его за порог. Но и для оппозиции он тоже чужой. Потому что Россия — не Запад, где периодическая ротация правящей элиты — норма политической жизни. Сегодня ты министр в правительстве, завтра — на той же должности в теневом кабинете оппозиции или работаешь в бизнесе, а послезавтра — опять во власти.

У нас же оппозиция выше того, чтобы бороться за власть. Быть в оппозиции — это миссия. Русская либеральная оппозиция — каста. Каста интеллектуалов, диссидентов, критиков, правозащитников. Чужим доступа нет. Особенно если ты высокопоставленный чиновник, номенклатурщик, отставленный от должности.

Еще хуже, если ты к тому же человек успешный, обеспеченный! Стоит такому человеку заняться оппозиционной деятельностью или просто начать публично критиковать власть, как тут же следует окрик «истинных оппозиционеров»: «Как ты, такой-сякой, осмеливаешься рот разевать?! Ты на какой машине ездишь?! А зарплата у тебя какая?! А живешь ты где?! То-то же. Сиди и молчи».

Я не преувеличиваю. В свое время, весной 2001 года, когда бушевали страсти вокруг захвата прежнего НТВ «Газпромом», мой знакомый, посол одной из стран «Семерки» в Москве, рассказал, не скрывая своего изумления, следующий эпизод. На встрече с одним весьма уважаемым журналистом либеральных, демократических взглядов дипломат стал интересоваться, означает ли происходящее с НТВ поворот во внутренней политике нового президента России, новый курс по отношению к средствам массовой информации? Неожиданно мой коллега-журналист с крайним раздражением заявил: я поверю в то, что свобода прессы под угрозой и пойду защищать НТВ, когда Киселев продаст свой «Мерседес», свои роскошные костюмы и галстуки. Я, честно сказать, потерял дар речи.

Всегда с улыбкой вспоминаю эту историю, когда случайно встречаю на какой-нибудь тусовке того «доброжелателя» Теперь он большой журналистский начальник, подчеркнуто лояльный власти, ездит на роскошном лимузине, обожает костюмы и галстуки «Бриони».

Порой с досадой думаю: почему наши записные оппозиционеры отказывают благополучным людям, которым в личной жизни, в карьере сопутствовала удача, в праве разделять те же взгляды и убеждения? Почему подозревают их в неискренности?

Вроде бы в российской истории наиболее авторитетными оппонентами власти были отнюдь не голодранцы. 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь вышел цвет российского дворянства. Герцен, звонивший в «Колокол» из Лондона, был отнюдь не бедным человеком. Лев Толстой, правда, под конец жизни ходил в крестьянской одежде, лаптях и даже был окрещен «зеркалом русской революции», но помещиком и графом от этого быть не перестал. Можно вспомнить еще и лидера анархистов князя Петра Кропоткина, многочисленных купцов и фабрикантов начала XX века: Морозова, Шмита, Терещенко, братьев Рябушинских и других, тайно и явно финансировавших оппозицию, включая большевиков. Другое дело, чем для них это в итоге обернулось.

Да и сам лидер большевиков Владимир Ильич Ульянов-Ленин происходил из вполне буржуазной семьи.

Однажды в США я попал в дом-музей семьи президента Кеннеди (его отец, Джозеф Кеннеди-старший, был миллионером) и поразился, как похож этот деревянный особняк в пригороде Бостона, где прошло детство JFK, на родительский дом Ленина в Ульяновске.

Я понимаю, откуда все это произрастает. От народников, от Чернышевского, от рахметовщины, от слепого преклонения перед аскезой военного коммунизма. От культивировавшегося десятилетиями в среде разночинной советской интеллигенции презрения к тому, что было принято называть «мещанством». Притом, что обласканная чинами и орденами верхушка интеллигенции заботами партии и правительства всегда жила как у Христа за пазухой. Так же, кстати, как живет сегодня большинство членов художественной, театральной, телевизионной, кинематографической, литературной элиты. Самое страшное для них — оказаться отверженным. А представляете, каково вчерашнему главе правительства быть в опале?