Газета Завтра Газета - Газета Завтра 865 (24 2010)

1 1 http://top.mail.ru/jump?from=74573

Николай Зиновьев. Избранное. — М.: Российский писатель, 2010, 144 с., 1000 экз.

Наконец-то появился сборник, представляющий творчество Николая Зиновьева в объёме, который далеко выходит за рамки трех десятков ставших уже хрестоматийных стихотворений автора. За что, разумеется, следует сказать отдельное спасибо составителю и издателю этого сборника Николаю Дорошенко. Конечно, книжка в итоге получилась далеко не "академичная", но зато вполне жизненная и живая.

И сам Николай Зиновьев, оказывается, — вообще не "правильный" поэт. Он — поэт настоящий.

Я весь день лежу под ивой,

Мне в глаза летит пыльца.

Я порой рукой лениво

Муравья смахну с лица.

Облака ползут волнами,

Но не жжёт мне душу стыд —

Знаю: нашими делами

Бог уже по горло сыт.

Это вот "порой рукой" — явно из разряда "детских" поэтических ошибок, но автор их просто не замечает, пишет как пишется. А пишется ему так, что читателя зиновьевских стихов в какой-то момент поневоле прошибают слёзы: сколько бы лет ему ни было, какой бы жизненный опыт ни парил за плечами.

Мне четыре года, но я грешен —

И меня вчера попутал бес:

Я во двор чужой залез

И нарвал карман черешен.

Знаю, поступил я очень плохо,

И отца подвёл, и мать, и Бога.

Жизнь свою теперь переиначу,

Зря смеётся дедушка Аким.

Мне четыре года, и я плачу...

Вы меня запомните — таким.

Душе человеческой всегда немного лет — потому что она бессмертна. И помнит всё, что с ней случалось. Даже очень давнее — вот оно, сейчас.

Стояла летняя жара.

И мама жарила котлеты.

И я вершил свои "дела" —

Пускал кораблик из газеты.

И песня русская лилась

Из репродуктора в прихожей.

Не знаю, чья была то власть,

Но жизнь на жизнь была похожа.

Я помню, как был дядька рад,

Когда жена родила двойню.

Сосед соседу был — как брат.

Тем и живу, что это помню.

Но порой душа поэта "вспоминает" и то, что еще не случилось, чего еще не было, и не должно, не имеет права быть. Или было — в какой-то иной, нездешней жизни, которая повернута, смещена и "вставлена" в какие-то вероятные обстоятельства.

Однажды после пьянки

Проснёшься, сер и хмур,

В окно посмотришь: янки

На завтрак ловят кур.

Чужим гортанным смехом

Буравят тишину,

И тащат на потеху

В сарай твою жену.

Взлетают крик и перья,

Кровавится рассвет,

А у тебя с похмелья

Подняться силы нет.

Поэзия Николая Зиновьева напоминает о тысяче забытых простых вопросов, ответы на которые просто не позволят нам жить так, как мы живём сегодня: оглушенные, подавленные прессом чужих слов и мыслей. Он говорит с читателем, как с самим собой, и сам этот факт общения и общности куда важнее всего остального.

Читайте Николая Зиновьева! Вспоминайте о себе!

1 1 http://top.mail.ru/jump?from=74573

***

А.

От порога — родные ухабы.

Впереди — мировая Луна.

Сотрясает небо Каабы

Золотая твоя струна.

И вкруг Солнца парит неземное.

Говорят: "Это просто слова".

Отчего же тогда в знойном зное

Птица вещая вечно жива?

И откуда такая сила?

Сила — вот она:

деньги да власть…

Но она в оны дни молила —

И завеса разорвалась.

Тьма всё гуще.

Полет всё выше.

Но с неведомой высоты

Птица вещая тех, кто слышит,

Узнаёт, окликая на "ты".

***

Ещё тревожит девятнадцатый,

Ещё кипит в крови двадцатый,

Ещё поют в Кремле семнадцатый,

Но двадцать первый — час расплаты.

Домов нестройные строения,

Дворов глухие очертания,

И жителей полночных пение —

Всё растворится в расставаниях.

И белым, словно вздох, поднимется,

Навеки покидая землю,

И зарыдает, что отнимется

Всё, что на небе не приемлют.

ИМПЕРИЯ

Обречено. Обречено на слом —

И я, и ты, и вы, и сад, и дом.

Советский сад и русский дом при нём

Обречены на слом и на подъём.

Не будем колдовать и ворожить,

Не будем пыль забвенья ворошить.

А будем строить дом и сад сажать —

Чтоб с Богом жить и в Боге умирать.

***

Если б только стужа!

Если б только ночь!

Если б только ужас

Гнал вперёд и прочь!

Вязли бездорожьем,

Но слова нашли —

Те, что и моложе,

И прочней земли.

Римляне отмечали юбилей только два раза в жизни: в пятьдесят и, при особой милости богов, в сто лет. Сегодня юбилеев — как огурцов в кадушке. Всё лезет в патриции. Всё юбилеит по поводу и без. Особенно же — русские писатели. Правда, не от большой радости…

Юбилей Кувакина законен (он без "хвостиков"). И радостен. Полвека собственного времени, разъятого меж двух веков русской истории.

Перефразируя Блока, можно сказать: будущее — это возмездие. Суд. И только сознанию сектанта или неофита в этой суровой законченности может примерещиться амнистия.

Однако именно здесь, в нечеловеческой уже определённости, поэт находит радость, радость поля, где плевелы вымахали в полный рост и едва ли не заглушают добрую пшеницу; радость близкой жатвы, которая воспринимается как освобождение; радость слов, которые неизбежно настигают царя Валтасара: "Ты уже взвешен, и найден слишком лёгким".

В стихах Александра Кувакина музыка с годами нарастает, это признак подлинности пути. Быть может, он, по-человечьи, с радостью и затерялся бы "среди детей ничтожных света", но стихия, которой поэт некогда вверил себя — ревнива. И, наделяя, отбирает. Покой, уют, удобную глупость, необременительную праведность. Дары, получаемые взамен, неоспоримы для самого певца, и очень сомнительны для толпы. И всё это — по-пушкински, всё — радостно.

Алексей Шорохов

1 1 http://top.mail.ru/jump?from=74573

КАЗЕННОЕ СЛОВЦО "МЕРОПРИЯТИЕ",подходящее для всякого рода съездов и партийных торжищ, на сей раз раскрылось в непривычном и глубинном своем значении. Ибо мера приятия того, что происходило на древнем городище заповедника "Старая Рязань", у каждого из двух с половиной тысяч участников действа была своя. Прибывшие на автобусах московские гости: делегаты Всемирного русского народного собора, студенты, ученые, художники, журналисты, а также подтянувшиеся через понтонный мост из соседнего Спасска автохтоны — с удивлением и радостным непониманием наблюдали череду явлений, возникающих и исчезающих в периметре невидимого города.