Сергей Довлатов - По дороге в Нью-Йорк (письма из Вены)

Соединимся и начнем жить. Я пытаюсь действовать не спеша, разобраться. Впереди — какая-то довольно серьезная жизнь.

Карлу [Профферу] звонить не надо. Туда едет Игорь. Он все узнает и будет Карла торопить. Это случится (отъезд Ефимовых) в течение двух недель.

Гулю тоже мои вещи пока не стоит давать. Тут много нюансов. Напечатав что-то в периодике, я в некоторых случаях теряю на эту вещь права. Захочу издать книжку, придется эти права выкупать. Я пытаюсь во всем этом разобраться. Печатать сейчас можно лишь то, что не входит в книжки. Т. е. — некомплектные вещи. У меня таких почти нет. И вообще я понял, что только начинаю. Как и положено — в сорок лет.

Леночка, не думай, я не идиот. Я знаю, что все сложно. Но главное — мы сделали правильно. Мы живы, относительно здоровы, главное впереди. Два-три года будут неустроенными и сложными. Но перспективы есть. Главное — вырвались из этого сумасшедшего дома. Все время об этом помни.

Никаких иллюзий не строю, пытаюсь рассуждать и действовать трезво. […]

С.

Леночка, родная моя, здравствуй! Катюня, солнце, привет! В целях деловитости и лаконизма разбираю на пункты.

1. Образ жизни. Лейтмотив — ожидания. Ждали гаранта. Теперь ждем медосмотра, интервью и т. д. То есть ждем встречи. Я функционирую с шести утра. Три часа пишу. Три часа занимаюсь английским. Потом читаю. Хожу на рынок. Мне послали из Франции книги. Так что я везу маленькую библиотеку. Томов в двадцать пять. Солженицын, Набоков и т. д. Везу очень красивую Библию. Гениальную книгу «Москва — Петушки» Ерофеева. Двухтомник Бродского… Мечтаем увидеть вас до Нового года. Хотя вряд ли… Передай Боре [Парамонову], что у меня для него Аверинцев, Тынянов и Жирмундский… В общем, ждем… Объясниться по-английски я способен. Хоть и не без труда…

2. Творческий фактор. Я написал здесь: а) Похвальбу о себе в «РМ». b) Рецензию, вернее — анонс на книгу Ефимова («РМ» за 26 окт.). с) Очерк про самиздат (будет в журнале «Эхо» № 3). d) Рассказ «Юбилейный мальчик». На лист. Послал в «Конт.». Максимов заявил: «Буду печатать все, что пришлет Довлатов». Поставил в 19 номер (18-й целиком посвящен 60-летию Солженицына). е) Еще один рассказ, «В гору», тоже на лист, выслал Перельману. Этот гангстер наконец со мной объяснился. Написал запутанное еврейское письмо. Масса комплиментов. Зовет печататься. Сулит годовую подписку на журнал. Жалуется на бедность. Намекает, что уплатил тебе. Якобы через Карла. Затем вдруг пишет, что хотел бы немного уплатить. Досадует, что мой адрес нестабилен. Короче — виляет. Как говорит Марамзин: «Бо-о-льшой человек!» Вот, что я понял. Журнал у него хороший. Печататься, в общем, негде. А нужно. Рукописей у меня гора. Рано или поздно слава и деньги объединятся. […]

Тут есть нечто вроде эмигрантского клуба. В субботу был мой вечер. Очень смеялись и хлопали. Обидно, что вас не было. Я так завидую всем, кто с женами и дочками! […] профессор Тамарченко мне сказал (есть еще профессор Тамарченко — его жена): «Ильф и Петров могут спать спокойно». А один еврей в кулуарах говорил: «Вам очень пойдет искусственная замша!» Я почему-то обиделся на «искусственную» […].

Дорогие мои! Наконец-то получили ваш ответ. Интервалы стали очень большие. Через три дня напишу снова. Чтобы бегали два трамвая по одному маршруту.

Мы живем однообразно и тихо. Я хожу только к Руткевичу по субботам. И то не всегда. А двадцать пятого буду читать в институте славистики.

Ходил в парк убирать листья, за деньги. Заработал больше пятисот шиллингов. Еще предлагают малярную работу, но нет грязной одежды, все новенькое.

Тринадцатого мы, очевидно, переедем в квартиру Ефимовых. Так что пока отвечайте «До востребования»: Dovlatov. Poste restante. Wien-1010 Osterreich (Austria).

На почте я бываю ежедневно. А там видно будет. Но и отправленное по нынешнему адресу я, конечно, получу. Оставлю соответствующие распоряжения.

Хвостенко тут у нас был. Он милый парень, ранга Ентина. Он даже чем-то нам помог. Песенки — убедительно средние, несамостоятельные.

Что это за богатый гость из Хьюстона? Надеюсь, это просто ваш знакомый?

Шарымовой привет. А тут говорили, что она преподает…

Кажется, в Нью-Йорке Иосиф. Как он выглядит? Какое производит впечатление?

Дела с отъездом не продвигаются. Все еще не было первого интервью в консульстве. И медосмотра не было.

Мы очень скучаем. Мне все кажется, что письма от вас сдержанные. И я расстраиваюсь. Думаю, это только кажется.

У меня лежат два приглашения из Франции, по одному — из Мюнхена и Рима. Все поражаются, что я не еду. Одному ехать скучно. И денег жалко. Игорь был в Париже, фуганул 3000 шиллингов. Ходил по издательствам. Вынес какие-то деловые впечатления. Все мне изложил. В общем, не еду…

Русская книжка в «Ардисе» должна уже выйти. Может, ты ее раньше увидишь. Что с английской — не знаю. Ладно, Игорь приедет, напишет.

Леша молчит.

Да, еще одна неприятность. У меня жутко болят зубы. Даже отсутствующие. Иногда ночью раскрываю окно и вою. Фонд врача не оплачивает. Поскольку оскудел. Рогойский получил взыскание за финансовый либерализм. Не знаю, что и делать. Терплю…

Напишите о Катиной школе. О твоей работе. Ты по-прежнему в двух местах? Что предст. собой «Новый журнал»? Какова тенденция? И два слова о газете… Если будет время. Я их как-то должен иметь в виду.

Ну, обнимаю вас, мои любимые. Катенька, родная, не ленись, занимайся, помогай маме. Очень тебя прошу и умоляю.

Ваш папа

Ленуся, родная, здравствуй! Катенька, привет!

Жизнь у нас однообразная. Сбережения тают. Дорого стоит подготовка к отъезду. Фотографии, штемпельные марки, фонд не оплачивает. За Глашу пришлось уплатить штраф. И так далее.

Телефон наш: 347-88-83. Звонить не стоит. И не потому, что дорого. По телефону вечно говоришь ерунду. А главное сказать не успеваешь. И всегда остается горькое чувство. Да и мама будет плакать…

На Рождество были у Косцинских. Довольно скучно посидели. Гусь был жесткий, но я съел четыре порции. Кирилл симпатичный, но замордован бабами. […] Представляешь? Он все хочет напечатать здесь статью про то, как брал Вену. Австрийские газеты реагируют на эту тему сдержанно. В этой статье есть такой абзац. Вернее — был. Я заметил, он исправил. «Передо мной, дрожа от ужаса, стояли шестеро австрийцев. Один из них был мертв».

Дружить здесь не с кем. Эмигранты, главным образом — врачи. (Саврасов. «Врачи прилетели»). С уклоном в гинекологию и зубное протезирование. Есть несколько писателей — жуткая дрянь. Один сказал: «У меня проза типа белых стихов». Есть литератор по фамилии — Блок. Я был уверен, что дело исчерпывается Виктором Чеховым, Раисой Ахматовой и целой группой ленинградских поэтов — Некрасовых (Георгий, Юрий и Борис).