Газета День Литературы - Газета День Литературы # 126 (2007 2)

Сразу несколько интересных книг появилось за последнее время в городе Воронеже. Среди них два сборника необычайно чистого и светлого по духу поэта Ивана Щёлокова – "Страждущий ветер" (Воронеж: Центр духовного возрож- дения Черноземного края, 2004) и "Готовит любовь для полёта крыло" (Воронеж: Издательство Е.А. Волховитинова, 2006), в которых поэт, продолжая следование русской классической традиции строгого стихосложения, говорит с читателем о таких основополагающих для жизни каждого человека вещах, как любовь, патриотизм, человечность, стремление к истине и верность нравственным заветам наших предков. Это также книга стихов Сергея Попова "Вопрос времени" (Воронеж: Издательство Е.А. Болховитинова, 2005), включающая в себя стихи и поэмы этого оригинального автора из его прежних книг. В отличие от поэзии И.Щёлокова у Сергея Попова можно встретить стихи, написанные без знаков препинания, а также другие новаторские приёмы, которые, впрочем, не заслоняют собой того, о чём хотел поведать читателю автор. Изданы также две книги исторических и краеведческих этюдов Николая Сапелкина – "Свете тихий" и "Церковная старина" (Воронеж: Издательский Дом "Алмаз", 2006), в которых автор исследует жизнеописания легендарного разбойника Кудеяра, размышляет о судьбе и личности святых Митрофана Воронежского, Тихона Задонского и Иосифа (Богословского), рассказывает о православных диаспорах Африки и Латинской Америки, воссоздаёт историю воронежских храмов и монастырей, анализирует деятельность существующих в области религиозных сект.

ЖД. Дмитрий Быков – М.: Вагриус, 2006, – 668 с.

Не собиралась ничего писать по поводу этой книги. Не смогла прочесть. Отшвырнула бледный том. У каждого, даже у Быкова, может случиться неудача, нехорошо злорадствовать. После "Пастернака" автор взял глухую ноту, не будем тыкать пальцем. "Пастернак" книга хорошая, и не только потому, что получила большую премию. Будем благодарны писателю за то, что удалось, и не будем топтать за то, что не удалось. Но стали появляться статьи, в которых авторы захлёбывались от восторга именно в связи с "ЖД". Типичный случай – госпожа Пустовая с её новомировским панегириком. Задело. Пришлось сесть, дочитать. Заглянуть в лицо каждой странице. Доказала себе, что первое впечатление не обмануло. Текст – словесное мыло. Но об этом чуть позже.

Сначала о, так сказать, концепции.

Госпожа Пустовая хвалит Быкова за то, что он слишком привычную нашему сознанию линию векового противостояния Восток – Запад в своём лихом сознании "повернул на девяносто градусов" и устроил тем самым новую смысловую, историческую и всякую другую оппозицию Север – Юг. По Быкову, оказывается, что многострадальная, безответная, подлинная Россия терпит от одновременного нашествия злых северян, викингов-Рюриков, и от коварного южного Каганата, как известно, организованного хитрыми евреями для поработительных целей. В общем, гипербореи и гиперевреи.

Россия настоящая, исконная покорно, жизнелюбиво претерпевает всё это безобразие, варит щи, обстирывает вояк, ставит на сексуальное довольствие, буде они забредут на территорию деревни. В данном случае Дегунино. Этой своей безропотностью она и победит, или хотя бы выживет. Такая вот мысль.

Мысль как мысль. Таких конструкций можно настроить сколько угодно. Если эту воображаемую линию повернуть не на девяносто, а на сорок пять градусов, то получим противостояние Юго-Запад – Северо-Восток. Староверы – турки, или староверы – униаты, Валентин Катаев – Мельников-Печерский.

Можно эту линию расположить на манер клубного шеста, по линии верх – низ, почвенники – циолковцы, трансвеститы – марсиане. Потом, почему линия оппозиции должна пролегать обязательно в пространстве? И потом, почему обязательно оппозиция? Возможна большая историческая смысловая рифма. Много писалось, что двадцатый век в поразительной степени идейно и психологически повторяет век восемнадцатый. Чем не основа для какой-нибудь беллетристическо-демагогической контрукции.

В общем, попахивает от всех таких построений обыкновенным интеллектуальным развратом. Автору "хочется" так, и это единственное обоснование идейной конструкции сочинения. Критику хочется что-то во всём этом увидеть. В конце концов, пусть. Это пустовое дело. "Всякий имеет право обнимать столб, но не каждый пользуется этим правом."

Перейду к более существенному на мой взгляд моменту. Идеи идеями, они как угодно могут возникать и существовать в сознании того или иного человека, но если он хочет ими поделиться, то просто обязан их "выразить". Если это сочинение, претендующее на имя художественного, то выражать идеи надо художественным образом. С помощью пластического языка, системы персонажей, сюжета и т.п. Пока этого не произошло, то идеи этой, собственно говоря, и нет, и обсуждать просто нечего.

Порок нашей критической мысли в последнее время состоит в том, что мы то ли от потери реального художественного вкуса, то ли от всеядности, переходящей в брезгливость, научились ненужному искусству обсуждать не результат, а замысел. Начинаем разговор о романе, опуская самый главный пункт – выяснение, а имеется ли в наличии факт романа.

Семьсот страниц в хорошем переплёте, это ещё не роман. Замысел как таковой редко обладает сам по себе суверенной художественной ценностью, независимой от способов выражения. Набивший оскомину классический пример – замысел "Божественной комедии". Из новейшего времени пример – "Парфюмер" Зюскинда. Эту идею можно было бы записать на одном листке бумаги и поместить в банковский сейф. В подавляющем же большинстве случаев, "что" просто не существует без "как". Все критики это знают, и почти все это соображение игнорируют. Патриотические рецензенты ищут вместо художества "боль", "жизненность" и т.п., либеральные "мысль" – "новизну".

Так вот: "ЖД". Такое ощущение возникает при чтении, что идёшь против медленного мутного течения. Совершаешь, совершаешь честные читательские усилия, переживаешь приступы необязательной игры слов, назойливое копошение скрытых и явных отсылок, без которых вполне можно обойтись, глотаешь мучительно раздувшиеся абзацы, и вдруг обнаруживаешь, что никуда, ни на сколько не продвинулась.

Ещё одна метафора рвется с пера. Магнитофон, катушечный старинный магнитофон. Наверно, каждый видел, что происходит, когда принимающая катушка вдруг останавливается. Передающая продолжает и продолжает гнать пленку, она закручивается в мутные кружева. Наконец, перед вами просто куча глухой музыки. Таков язык Быкова.

Слово к слову он приставляет вроде бы и правильно, но какая-то это напрасная правильность. Не слова, а трупы слов, взявшиеся за руки. Предложение к предложению то же привинчены вроде бы по правилам. Но… Классик как-то написал – как бы ему хотелось, чтобы при прочтении каждой его фразы читатель плотоядно улыбнулся. А Быков нас пытается накормить холодными макаронами. Семьсот тарелок с этой нудной едой. А при таком положении дел с языком не имеет никакого смысла разговор об идеях, о востоках-западах и прочем.