Газета День Литературы - Газета День Литературы # 126 (2007 2)

В одной из предыдущих статей я ополчилась на Владимира Сорокина за "День опричника". Мне не понравились его образы, но это были ОБРАЗЫ. То, что хотел сказать Сорокин, он выразил художественным способом, и тут другая проблема: как Господь попустил, чтобы столь неприятные мне мысли могли явиться в столь стройной литературной форме? Есть предмет для рефлексии и обсуждения.

Быковский случай совсем другой.

"ЖД" – это трактат, притворяющийся романом. Впрочем, ничего удивительного в этом факте нет. Почти всё, что пишет Быков, из той же породы. Положа руку на сердце, не станете же вы утверждать, что в благосклонно принятой публикой "Орфографии" действуют живые люди. Персонифицированные идеи в нём действуют. Историко-публицистический трактат, расписанный на голоса. И "Эвакуатор" продолжение всё того же метода.

Почему я всё это пишу, если всё тут так скверно? Потому что Быков не безнадежен. Тот же "Пастернак" это доказывает. Правда, есть один нюанс. В "Пастернаке" изначально есть главный герой, есть и иные человеческие персонажи, они достались автору в подарок от самой жизни. Их не надо создавать. И сюжет не надо рожать. Можно вышивать по канве известнейшей биографии, и в этих вышиваниях проявить и энергию, и образованность, и изобретательность.

Совершенно очевидно, что Быков талантливый литератор-публицист, но не художник. Обидно, наверно, – обидно.

Но, будучи несомненно умным человеком, Быков начинает это понимать, как мне кажется. Осознаёт свою истинную роль в литературе. В подтверждение тому информация о том, что он пишет в "ЖЗЛ" книгу об Окуджаве. Я убеждена, что это будет интересная, даже интереснейшая книга. И Быков вложится в неё всею душой. Ведь не ради же только денег он сочинял "Пастернака".

Так и в природе бывает: чем сильнее и чище река, тем больше пены по закрайкам берегов. Газета с характерным названием "Русский базар" из Нью-Йорка снова решила пополоскать имя великого Шолохова и откликнулась на презентацию в Академии наук России факсимильного издания "Тихого Дона".

Это высокое литературоведческое собрание, которое было отражено в многочисленных СМИ и найдет свое продолжение в стенах Института мировой литературы имени Горького 5 февраля, казалось бы, должно окончательно поставить точку в пустой возне вокруг авторства эпоса ХХ века. Но как смириться с восторжествовавшей правдой! И "Русский базар" затеял новую склоку – опубликовал еще один пасквиль по поводу "Тихого Дона", пытаясь выдать пену за мощную волну. Конечно, "Завтра" и "День литературы", говоря на "новорусском" сленге, за базар не отвечают, но меня заставили вернуться к избитой теме два обстоятельства.

Во-первых, заметка "Месть литературного раба" принадлежит перу Сергея Баймухаметова – бывшего сотрудника "Литературной России", с которым мы проработали несколько лет в одной редакции. Он подвизался в отделе очерка, и лучшие его материалы (например, описание путешествия на лодке по рекам Казахстана) говорили, что он умеет смотреть, подмечать и запечатлевать. Почему с годами литературной поденщины в либеральной и русофобской прессе он утратил эти профессиональные навыки? – уму непостижимо. Вот, например, его главный вопрос и тезис, который следует за рассказом о приобретении рукописи "Тихого Дона": "Но зачем? Какая цель преследовалась? На вопрос ответил председатель Международного Шолоховского комитета и попечитель издания Виктор Черномырдин: "Когда держишь в руках это издание, ни у кого не повернётся язык сказать, что автор романа – не Шолохов".

Виктор Степанович – не филолог, – иронизирует Баймухаметов. – Но то же самое говорит известный критик и литературовед, научный руководитель издания Феликс Кузнецов: "После публикации факсимильного издания никаких научных аргументов в дискуссии не осталось. Спор будет продолжаться, но только на маргинальном уровне. Для противников авторства Шолохова это уже не категория знания, а вопрос веры".

А одна из авторитетных газет, – намекает автор на "ЛГ", – заключила: "Публикация факсимильного издания "Тихого Дона" ставит окончательную точку в самом тяжелом литературном споре ХХ века". Значит, цель – подтверждение и утверждение авторства Шолохова?

Всё это более чем странно, – резюмирует несостоявшийся прозаик. – Можно понять Черномырдина, даже газетчиков – они люди неискушённые. Но почему Феликс Кузнецов и другие вот уже много лет используют рукопись как несомненное доказательство авторства Шолохова? Уж они-то должны знать, что в данном случае рукопись ничего не доказывает. Будь Михаил Шолохов автор, будь плагиатор, переработчик чужого труда – в любом случае не мог же он отдавать книгу на перепечатку машинистке, не написав или не переписав её своей рукой?!

В самом деле, смешно. Долгое время отдельные листы рукописи, а затем и вся найденная рукопись преподносились в прессе как "черновики великого романа". На самом же деле это беловик – аккуратно написанный рукой Шолохова текст с небольшой правкой описок".

Ну что на это скажешь? – только одно: в самом деле, смешно! Ведь надо, по старой привычке очеркиста, хотя бы глянуть на то, о чём судишь. Даже так называемый беловой, найденный и факсимильно изданный вариант, показывает, как продолжалась работа гения над отдаваемыми для перепечатки главами романа. Это классическая правка русского литератора – уже в конце, когда, казалось бы, всё написано. Сплошные вставки, переносы, перекидываемые куски. Исследователи еле 6-ю главу отыскали среди правок и переделок. Берёшь, например, страницу 41 четвертой части романа. Боже мой, неужели это разбирала машинистка? Памятник надо ставить. Какие-то вставки с полей, стрелки и зачеркивания. А какие улучшения! Вот две правки навскидку: "…щёки его, усеянные чёрной порослью давно небритой бороды…" Но в сцене наступления действие разворачивается среди зимних полей и Шолохов одним словом как бы приближает портрет персонажа к месту действия: "…щеки его, усеянные черным жнивьём…"

А вот как передаётся волнение перед схваткой: "Он говорил Чубатому, глядя на седой, припорошенный снегом гребень окопов…", но Шолохов усиливает нервное состояние ожидающего: "Он говорил Чубатому, щуря неверный взгляд на седой, припорошенный снегом гребень окопов…" Не просто "глядя", а "щуря неверный взгляд". Как это точно передает напряжение! Да был ли хотя бы раз Баймухаметов в серьёзной драке, в учебном пускай бою, в решающей спортивной схватке? Если бывал – то оценит это улучшение и усомнится в своих кабинетных обличениях и склоках. Даже после беглого знакомства с рукописями опытный литератор должен понять, если это – только переписка и мистификация, то Мериме со своей "Гузлой", вдохновившей Пушкина на "Песни западных славян", – просто отдыхает. После такой гениальной мистификации надо Нобелевскую премию только за неё давать. Но кому?