Газета День Литературы - Газета День Литературы # 136 (2007 12)

Максим Кантор – редкий универсал. Этот талантливый и признанный художник – не только великолепный романист и мастер большой формы, не только гуманист-мыслитель. Сейчас он показал и своё владение жанром пьесы и водевиля. Его стиль напоминает одновременно Брехта – глубиной мысли, лаконичностью выражения, – Моэма – динамичным, напряженным сюжетом, Свифта – беспощадной циничной сатирой.

"Вечер с бабуином" продолжает и развивает темы, заявленные Кантором в его замечательном романе "Учебник рисования". Эту новую книгу можно читать, как третий том (двухтомного) "Учебника", как не вошедшие в окончательную редакцию главы, как виньетки на полях масштабного романа – или как проекцию романа в другой жанр, жанр пьесы.

Как и роман, его пьесы – это жестокая и нелицеприятная атака на правящую элиту России, на вчерашних бандитов, ставших ведущими бизнесменами и государственными деятелями, на участников великого грабежа 1990-х, и в первую очередь на интеллигенцию, продавшуюся сильным мира сего и забывшую о традиции сочувствия обиженным.

Да и была ли такая традиция у интеллигентов последних советских лет? "Разве мы хотели счастья миллионам тружеников? – вопрошает бывший диссидент. – Этого хотел Карл Маркс и прочие сатрапы и палачи, а мы хотели, чтобы колбаса была, Солженицына печатали и за границу пускали".

Эта резкая критика интеллигенции и её роли в судьбах России роднит Максима Кантора с Виктором Пелевиным, а его издёвки над победителями перестройки и приватизации, над стахановцами капиталистического труда напоминают Александра Проханова. Их объединяет и любовь к России, к её простому народу – "совку", осиянному верой и революцией. Впрочем, в отличие от Пелевина, Кантор не верит в направляющую роль интеллигенции, и в отличие от Проханова, не верит в то, что власть имущие приведут Россию в светлое будущее.

В радиопьесе "Эхо России", злой, беспощадной пародии на радио "Эхо Москвы", ведущий и гость – "мейнстримный либерал", не видят рельных проблем России, но славят существующий порядок с тем же упоением, с каким они же славили советскую власть двадцать лет назад: "Русские олигархи – это люди инициативные, мобильные, свободные, отстаивающие европейский идеал". Но сейчас они идут дальше, уже не тратя сил на сентименты и сочувствие.

В титульной пьесе "Вечер с бабуином" интеллигент, продавшийся бандиту, суммирует свое кредо: "Я верю в конкретное светлое будущее, а не в безответственные утопии. Все должно быть по понятиям. Миром должны управлять правильные пацаны, и они станут крышевать просвещённых личностей. Просвещённым людям надо на халяву башлять баксы, и избранные личности смогут чмырить фраеров. Нецивилизованные народы будут чмырить и мочить, пока они не пойдут дорогой свободы."

Забавно, но это – буквальный, близкий к тексту пересказ концепции Лео Штрауса, отца неолибералов, на блатную феню. На языке Штрауса "просвещённые люди" – это мудрецы, "правильные пацаны" – джентльмены, "фраера" – чернь. Мудрецы не верят в Бога или чёрта, и запросто лгут народу, всё равно не способному понять истину. Джентльмены любят честь и славу. Они верят в Бога, честь и моральный императив ("понятия", на фене). Они могут рискнуть и не боятся опасностей. А быдло – оно и есть быдло, его должно резать или стричь.

Выводы Штрауса и Кантора прямо противоположны. Штраус верит, что мудрец сумеет направить усилия джентльмена в нужное ему русло, войдя с ним в заговор против "немытых" фраеров. Мудрец может править втихую, а глупые джентльмены этого и не поймут, считает Штраус.

Кантор это отрицает напрочь: мудрец может стать лишь интеллектуальным лакеем у бандита. Бандит ощущает необходимость в интеллектуальном оформлении, объяснении своей деятельности и своего места в жизни. Эту функцию – апологии бандита – выполняет современный интеллектуал, "не совесть, а г…но нации"

Пьесы Кантора заставляют задуматься – пишем ли мы правду, исполняем ли наш святой долг по отношению к читателю и народу, или продаём перо тем, кто нам башляет и нас крышует.

Пьесы его зовут к покаянию и исправлению.

Его пророческий голос окликает и возвращает нас в те утраченные времена, когда интеллигенция заботилась и пеклась о народе, а не только о своём достатке.

В издательстве "Авваллон" вышел сборник повестей и рассказов "Время Сект". Автор, скрывший своё имя под псевдонимом Инь Юэ Шин, считает, что секты подстерегают нас на каждом шагу и в прошлом, и в настоящем, и, естественно, в будущем.

История большинства мировых религий начиналась с деятельности небольшой группы подвижников. Благодаря проповедникам вера нескольких человек становилась религией миллионов, а затем мощной административной структурой. Как известно, на землях славян в VIII-X вв. н. э. христианство заменило оригинальные индоевропейские культы. Смыслу и причинам этого процесса, посвящена повесть "Круговерть".

Политические партии часто становятся сектами без религии, что обуславливает их недюжинную пассионарность. Образ лидера партии, связанный с позитивной или негативной мифологией, чем не икона? Рассказ "Опечатка", действие которого происходит в послевоенный период правления Сталина, основан на реальных событиях из жизни выдающегося советского академика Островитянинова.

Признаки "сектантства" или специфического преломления экономических, социальных и медийных институтов в сознании современников представлены в цикле рассказов "Общество Сектантов".

Нас с Сергеем Каргашиным лет двенадцать назад познакомил мой отец, Пётр Проскурин, который поэтическое дарование тогдашнего спецкора "Советской России" приметил ещё тогда, в начале 90-х, да и впоследствии неоднократно высоко отзывался о его творчестве.

Нынешняя московская жизнь плохо располагает для неспешного вдумчивого общения – не шестидесятые, чай, и не даже восьмидесятые, встретиться-то иногда не получается месяцами, не то что поговорить по душам. Тем не менее, иногда случается это чудо – роскошное, открытое, неспешное общение, из которого люди выходят освежёнными, а не разражёнными и недовольными друг другом.

И вот как-то раз, зимой 2002 года, мы долго рассуждали об изменившейся роли литературы в обществе. Это было время, когда в патриотической интеллектуальной среде ещё было принято при встречах пугать друг друга: "Кончается русская литература! За великими стариками: Бондаревым, Беловым, Проскуриным, за чуть более молодыми Прохановым и Личутиным – никого".

Разумеется, и сами восклицавшие, и их слушавшие понимали, что дело обстоит не совсем так. Но всё же в литературе, а главное в восприятии её обществом и народом, несомненно, имелось что-то пугающее, какой-то злорадный оскал явно силился выплюнуть из нечистых уст что-то вроде: "Ну что, дописались, властители дум? А через десять лет о вас вообще никто не вспомнит. Никогда не будет более этих переполненных концертных залов на творческих вечерах и горящих глаз, требующих откровения. А литература займёт своё подобающее место в комнате доживающего свой век старика или сентиментальной девчонки-институтки".