Газета День Литературы - Газета День Литературы # 151 (2009 3)

Однажды, возвращаясь домой, Вячеслав Вячеславович встретил во дворе старенького поэта Прохорова, жившего в их писательском кооперативе, и теперь редко где, кроме своего двора, появляющегося. Он выгуливал своего кокер-спаниеля – тоже состарившегося, превратившегося в существо, у которого огромные вислые уши, наверно, стали и главной ношей, и причиною глубочайшей кротости.

– Ну, Слав, ты как? – спросил Прохоров вместо приветствия.

– Никак, – ответил Вячеслав Вячеславович и отвернулся от кокер-спаниеля, слишком уж выжидательно глянувшего ему прямо в глаза.

– Ты вроде бы служишь где-то?

– Служу…

– Да, стихами теперь не проживёшь… А твоя Надя как поживает? В лифте встретилась, а она уже и не сияет… Превратилась, значит, в такую всю из себя солидную женщину… Да и ты давно не паренёк…

– Был у нас с Надей один переходный период… – Шевцов нашёл вдруг самое точное определение своим всё-таки переменившимся отношениям с женой и сам поразился его простоте.

– А моя старуха померла, и в ухо мне уже никто не зудит… – сказал Прохоров. И чтобы перебить горечь от сказанного, спросил: – А ты хоть стихи продолжаешь крапать?

– Вроде бы…

– И не прочтёшь?

А из Шевцова вдруг всё само полилось.

Прохоров, сурово склонив голову, слушал.

– И что?.. – спросил Шевцов, когда не остановиться в чтении было уже неловко. – Я просто давно никому ничего не читал…

– Надо нам по граммулечке выпить, – после некоторого размышления предложил старый поэт. – А то я пью теперь только со своим спаниелем.

Вячеслав Вячеславович согласился. Очень уж захотелось ему услышать какие-то слова о своих новых стихах от некогда знаменитого Прохорова.

– Знаешь, твоя первая книжка, где "маятник был похож на большую каплю, которая так и не упала на пол", – это чистый выпендрёж! – твердил Прохоров с прямотою истинного мэтра. – Я даже переживал, сможешь ли ты выкарабкаться из этого своего словоблудия! Потому что, мало ли на что может стать похожим маятник, если тебе сказать нечего!

– Да… – охотно соглашался Шевцов.

– А вот твоя "Царевна-рёвушка" – это уже был прорыв!

– Мне тоже "Царевна" до сих пор нравится, – сказал Шевцов с благодарностью за то, что старик помнит его самые первые стихи.

– Вот ты и продолжай писать…

– Да я пишу!

– За тебя выпьем…

– А я за вас выпью… Когда-то вы читали своего "Жаворонка", а у меня мурашки по коже… А помните, как на Тютчевском празднике мы выступали в деревне и мужик один, с вот такенными кулачищами, слушал вас и фуражкою глаза утирал?..

Их согревала эта общая память о прошлой волшебной жизни, когда стоило только опубликоваться, и сразу, как эхо, приходили вороха читательских писем, когда их книги, изданные стотысячными тиражами, исчезали с магазинных полок в три дня...

– Теперь уже и лермонтовское "Выхожу один я на дорогу…" никто бы не заметил… – горестно сказал старик.

– Никто бы не заметил!

– Да и чтобы такое написать, надо быть уверенным, что всё человечество без такого стихотворения уже жить не может…

– Да…

– А ведь это лермонтовское стихотворение – вершина всей мировой поэзии!

– Согласен… И Рубцову его "Горницу" только сам Бог мог продиктовать!

– Но и Бог не может диктовать в пустоту!

– Не может.

– Воздуха нам теперь не хватает!

– Не хватает…

Домой он вернулся, может быть, через час. С торжественной грустью вернулся. И долго читал свои стихи ещё и жене. А она благодарно слушала.

На следующий день Шевцов абсолютно безотчётно, только под впечатлением от беседы с Прохоровым, вручил свои новые стихи Санкину, который о собственном желании стать поэтом давно и благополучно забыл. И к вечеру тот вернул ему рукопись со словами:

– Приноси всё, что у тебя не напечатано. Я сам спонсирую твою новую книжку! – И затем, расчувствовавшись, добавил: – Не пропадать же такому добру!

Вячеслав Вячеславович летел с работы, весь переполненный этой новостью.

А уже во дворе своего дома увидел, как к подъезду, поцокивая каблучками, подходит его новая соседка по этажу. "Ух ты!.." – от избытка радостных чувств, восхитился он. А затем обогнал её и стал рыться в кармане в поисках ключа от магнитного замка. А ключ, как назло, куда-то запропастился. И девушка, снисходительно улыбаясь, глядела на него своими огромными, тушью дорисованными глазами. Наконец ключ был найден. Вячеслав Вячеславович приставил его к замку, затем картинно распахнул перед девушкой дверь и воскликнул:

– Прошу вас, сударыня!

И уже сам за нею вслед прошмыгнул, но, закрывая дверь, почувствовал, что кто-то входную дверь придерживает. Оглянулся и увидел собственную жену, нагруженную тяжеленными сумками.

– Дай же хоть помогу! – заторопился он.

– Я сама донесу…

Но он сумки отнял.

А лифт уже был вызван девушкой, и она, направив на них огромные глаза, снисходительно дожидалась. Как обречённые, вошли они в кабину.

Деваха же поглядывала то на померкшую Надежду Викторовну, то на слишком уж взволнованного Вячеслава Вячеславовича. И, вроде бы как что-то своё понимая, улыбалась.

– Представляешь, – сообщил Шевцов жене, едва они оказались без пригляда молодой соседки, – Санкин проспонсирует мою новую книгу!

– …

– Что ли ты не рада?!

– Я рада…

– Ох, ну почему у нас всё стало вот так непросто? Почему я теперь должен допытываться, рада или не рада ты, что у твоего мужа через столько лет молчания выйдет толстенная книга стихов?

– А проще и некуда, Славочка… Я ко двору подошла и почувствовала, что тебя у подъезда встречу… Уже почти догнала тебя со своими сумками, а ты и не оглянулся, стал вилять хвостом перед этой девкой…

– Ну, не каждый же день я с такою новостью домой возвращаюсь! Просто было у меня хорошее настроение и я в шутку…

– Но каждый день ты раскланиваешься с соседкой, которая, как только в доме у нас поселилась, так и стала по тебе глазищами своими стрелять…

– Когда-а-а? Я видел её в подъезде всего лишь пару раз, да и то мельком!

– А когда я тебя три дня назад на работу провожала, а она с нами в лифте ехала?

– Вот уж не знал, что ты…

– Зато я, Славочка, знаю, что почти у всех поэтов в твоем возрасте появляются вот такие девицы, – вымолвила она вдруг жалобно.

– Ага, – столь же беспомощно стал возражать Шевцов, – и теперь мы будем жить, как на бомбе, в ожидании того дня, когда сбудутся твои великие знания о поэтах… Ну почему я, в отличии от тебя, не подозреваю в тебе какую-нибудь хищницу бальзаковского возраста? Почему?!

– Господи! – вдруг воскликнула Надежда Викторовна, и даже слёзы заблестели в её глазах. – Да думала ли я когда-то, что вместо того, чтобы нам за твою новую книжку радоваться, я стану тебя вот так мучить! Это я дома сижу целыми днями и превращаюсь в обыкновенную дуру… Потому что без тебя тут сижу… Ты не обращай внимания!